В окончательной версии статьи, написанной уже после публикации в шведской прессе, Толстой затрагивает и вопрос об учреждении международного арбитражного суда. Препятствием здесь тоже, по мнению Толстого, становилось отсутствие доверия между партнерами. Кроме того, кто будет контролировать справедливость принятых решений и каким средствами эти решения будут претворяться в жизнь? С помощью насилия, то есть именно того, что предполагается ограничить? Вопросов оставалось много. Третьим пунктом повестки дня был запрет на использование разрушительных взрывчатых составов. Толстой задал встречный вопрос: «И почему рана и смерть от разрывной пули хуже, чем рана в очень болезненное место от самой простой пули или осколка, от которых страдания доходят до последней степени и наступает та же самая смерть, как и от какого бы то ни было орудия?»1063 Разве эта идея не столь же мертворожденная, как запрет дерущимся насмерть касаться наиболее чувствительных частей тела?
Толстой не мог не удивляться тому, что взрослые люди всерьез верят и работают во имя откровенно невозможных целей. По сути, это был большой обман, не имевший никакого отношения к миру во всем мире. Конференцию созвали русский император и его министры, которые ратовали за мир и вместе с тем преследовали русских духоборов, выражавших свое миролюбие не только словами, но и поступками. Таким же было отношение правительств других стран к отказчикам, как заметил Меландер. Позволить можно было все, кроме отказа, поскольку положение власти зиждилось именно на армии: «Уменьшиться и уничтожиться войска могут только против воли и никак не по воле правительства»1064. Толстой оптимистично верил, что когда люди воочию увидят лицемерие правящей верхушки и поймут, что спасение в их собственных руках, число отказчиков начнет стремительно расти, а вступление в «ряды убийц, называемых войском», из страха или корысти будет считаться постыдным. В последнем предложении Толстой подвел итог: «Конференция может только отвести глаза народа от единственного средства спасения и освобождения»1065.
Завершив работу над статьей, Толстой написал Юнасу Стадлингу, одному из подписантов, и попросил его поблагодарить остальных за хорошее, побуждающее к размышлениям письмо, получение которого стало для Толстого большой честью. А можно ли сейчас отправить Стадлингу ответ для перевода и последующей публикации сначала в шведской газете, а затем за границей?1066 Стадлинг ответил немедленно, пообещав обо всем позаботиться. Но, знакомый с почерком Толстого, предусмотрительно спросил, нельзя ли получить текст статьи, напечатанный на пишущей машинке, что значительно облегчило бы его работу1067.