“Когда, – пишет она, – основным в познании считается установление фундаментальных нормативных порядков, отделяющих мир человека от остального мира, это можно сделать только средствами философии. Если акцент в познании помещается на процесс непосредственного наблюдения искусственных феноменов в том виде, в котором они явлены людям, в специфичности, уникальности их проявлений или попытке обнаружить нечто общее за внешне различными феноменами, незаменимым становится гуманитарный тип познания. В случае достаточно накопленного опыта практического обращения с определенными культурными феноменами возникает вопрос о возможности их целенаправленного регулирования, прагматического использования и т. п. Соответственно актуализируется научный подход к этим феноменам”[364]
Я сейчас не хочу обсуждать, что Орлова гуманитарный тип познания фактически не относит к научному, что неверно. В данном случае важнее другое, а именно, сравнение стратегий познания и их корреляция с разными понятиями культуры, а также социальными практиками и концептуализациями; культура тогда понимается как объект изучения, формируемый соответствующими стратегиями.
Какие же социальные практики сегодня значимы для молодежных субкультур? Они достаточно хорошо известны. Это, во-первых, государственная политика в отношении молодежи (прежде всего, в сфере идеологии, образования и воспитания, здравоохранения). Во-вторых, социальная помощь и поддержка молодежи (поддержка молодых семей, студентов, инвалидов и прочее). В-третьих, практики типа общественных молодежных объединений и других общественных структур, работающих с молодежью, слабо структурированные социальные практики в СМИ или партиях и т. д.
Анализируя молодежные субкультуры в России, Шапинская выделяет и характеризует, например, следующие: «криминализированные» субкультуры, «спортивные фанаты», «толкиенисты», «рейверы», «студенческая субкультура». Понятно, что по отношению к первым двум необходима продуманная государственная политика, а по отношению к остальным общественное внимание и социальная поддержка. К сожалению, сегодня все три указанные здесь социальные практики в России плохо развиты и несогласованны друг с другом. Это одна из причин, затрудняющая становление молодежи как целостного социокультурного явления.
Если говорить об концептуализациях молодежи, то приходится отметить многообразие таких концепций (одних социологических концепций молодежи больше двух десятков) и полную несогласованность их друг с другом. С одной стороны, концепции молодежи вроде бы и не должны быть согласованными между собой, выражая подходы их авторов и разное отношение к молодежи в культуре со стороны отдельных социальных субъектов. Но с другой стороны, как в этом случае добиться согласованных действий по отношению к молодежи. Кто-то может возразить, сказав, что и не надо обособлять молодежь в самостоятельное целое, что по отношению к молодым людям нужно делать все то же самое, что и по отношению к немолодежи. На это можно возразить следующее.