Коммунистическая партия Эквадора считала необходимым готовить прочную базу для Коминтерна, «избегая серьезного сопротивления, что могло бы расколоть СП и привести к созданию Социал-Демократической партии»[902] [подчеркнуто в документе]. Лидеры КПЭ Р. Паредес и Э. Теран были убеждены в неизбежности образования реформистской партии, но считали своим долгом как можно дольше сдерживать этот процесс, проводя внутри социалистической партии «реорганизацию и очищение» в соответствии с принципами III Интернационала. Сторонники Паредеса видели в своих товарищах по Центральному Совету СПЭ, даже в некоторых, принадлежавших к коммунистической группе, оппортунистов, которые следят «за выгодными ситуациями, добиваясь высоких государственных постов», важнейшей своей задачей они считали решительную борьбу с «будущими предателями партии, деформирующими коммунистическую доктрину участием в буржуазных правительствах», с господами, создавшими «блок с честными, однако инфантильными коммунистами, позволившими обмануть себя этим шарлатанам, руководствующимся личными интересами»[903]. Решение этих задач коммунисты связывали с формальным приемом партии в Коминтерн. Едва было принято решение VI конгресса о приеме СПЭ в Коминтерн, коммунистическое руководство партии перешло к решительным действиям в целях достижения идеологического единства и очищения от «реформистских» тенденций, не очень заботясь о соблюдении буквы и духа рекомендаций конгресса и Президиума ИККИ[904]. Для достижения своих целей Центральный совет узурпировал, по сути, власть в СПЭ, объявив свой пленум партийной конференцией на том основании, что в его заседании участвовал весь состав этого представительного органа, избранный Национальным съездом, а также «прямые и косвенные» представители провинциальных советов [905]. Постановления конференции объявлялись обязательными для всей партии, на ЦС возлагалась ответственность за выполнение этих решений до следующего съезда. ЦС декларировал прекращение действия программы партии и вступление в силу стратегии и тактики VI конгресса, которую руководство СПЭ признало применимой ко всем странам мира[906]. Конференция поручила Совету, т. е. сама себе, выработку на основе программы Коминтерна, плана действий применительно к условиям Эквадора. Из состава ЦС были выведены семь видных представителей реформистского крыла.

Действия Паредеса и его соратников получили полную поддержку со стороны находившегося в Эквадоре О. Рабате. Делегат Профинтерна, проведя нескольких секретных встреч с членами ЦС и ревизию партийной и профсоюзной работы, пришел к выводу, что партия проводит действия «в абсолютно коммунистической форме», признал деятельность компартии, «инфильтрованной в состав Социалистической партии», «фактором присоединения» СПЭ к III Интернационалу. Особо он отмечал тот факт, что и нелегальная коммунистическая, и легальная социалистическая партии находились под руководством коммунистического Исполкома[907]. Рабате пытался выступить посредником в разрешении кризиса, вызванного делом депутата от СПЭ Р. Ортиса, исключенного Центральным советом из партии за голосование в Учредительном собрании в поддержку президента Айоры. Четыре видных деятеля организации СПЭ Гуаякиля, в том числе президент Рабочей Конфедерации Т. Регато и редактор газеты Конфедерации, кандидат в члены ЦС КИП М. Доносо, возражали против дисциплинарных мер в отношении Ортиса. В иных условиях, возможно, лидеры партии не остановились бы и перед исключением его защитников, но теперь, опасаясь раскола, Рабате и Паредес искали форму примирения с ними на Рабоче-крестьянском конгрессе[908]. Однако «гармонизировать» деятельность в партии не удалось. На три течения раскололась партийная организация Гуаякиля: сторонники Ортиса, сначала признавшие резолюции пленума ЦС, а затем выступившие против его исключения, группа большинства, требовавшая изгнать Ортиса из партии, и группа, принявшая решения пленума, но не присоединившаяся ни с одной из первых двух групп. Эта ситуация повторилась на Рабоче-крестьянском конгрессе. Сторонники Ортиса, названные Паредесом «предателями социализма», заявили о создании новой партии, не связанной с III Интернационалом[909]. Столь решительные действия, находившиеся в явном противоречии с рекомендациями Коминтерна и приведшие к расколу, требовали серьезного обоснования. И Паредес, в присущей ему образной манере, дал объяснение, с пониманием принятое в Москве. Вспомнив историю большевистской партии, он заметил: в эквадорской секции Интернационала «за короткое время проявились практически все оппортунистические легалистские, ликвидаторские, меньшевистские тенденции Эквадорской Социал-Демократической партии. Я говорю об Эквадорской Социал-Демократической партии по аналогии с Российской Социал-Демократической партией в эпоху формирования большевизма и меньшевизма. Только что большевизм в Эквадоре уже обладает телом, хотя и с недостатками, а меньшевизм еще находится во чреве своей матери. Какой оппортунизм я встретил по возвращении из Москвы, какой взрыв страстей, сколько подозрений оправдались. Как быстро разложились многие члены нашей партии, партия оказалась в состоянии глубокого коллапса, она была охвачена паникой и растеряна. Здесь. меня встретили, словно Спасителя.» [подчеркнуто в документе][910].