Преамбула приговора перечисляет все чины, участвовавшие в создании ополчения и содержит наказ «боярам и воеводам», выбранным «всею землею». Воеводскому триумвирату были даны полномочия, «что им будучи в правительстве, земским и всяким ратным делам промышляти и расправа всякая меж всяких людей чинити вправду». Приговор 30 июня 1611 года содержал, по подсчетам И.Е. Забелина, нашедшего один из двух известных списков документа, 24 статьи, посвященные прежде всего решению земельного вопроса в ополчении и организации его правительства. Не приходится сомневаться, что самой назревшей, могла считаться первая статья Приговора; «А поместьям за бояры быти боярским, а взяти им себе поместья и вотчины боярския и окольничих и думных дворян, боярину боярское, а окольничему окольническое, примеряся к прежним большим бояром, как было при прежних Российских прироженных государях». Однако это был только принцип, идеал земского устройства, который еще предстояло достичь. На самом деле, если посмотреть на нормы Приговора как на источник по внутренней истории ополчения, то можно увидеть целый список злоупотреблений властью, оказавшейся в руках у главных воевод.

В продолжении первой статьи предлагалось остановить бесконтрольную раздачу земли без «земского приговору», в том числе из «дворцовых сел» и «черносошных волостей». Эти имения «розняли бояры по себе», поэтому в Приговоре содержалось постановление вернуть их во «Дворец» и ввести управление такими землями по прежним образцам, учредив кроме дворцового приказа еще финансовые — Приказ Большого прихода и Четверти — для сбора хлебных и денежных доходов (ст. 1). В Первом ополчении хотели решительно бороться с теми, кто «имали себе поместья самовольством, без боярсково и всей земли совету». На деле оказывалось так, что служилый человек подавал челобитную о 100 четвертях поместной земли, а захватывал и 500, и 1000 четвертей (ст. 3). Приговор подтверждал прежний указ царя Василия Шуйского о раздаче поместий в вотчины «за московское осадное сиденье». Однако^ объединившись с «тушинцами», вынуждены были признать их право на получение таких же вотчин «против московских сидельцев», с единственным уточнением, что тушинские оклады, полученные «в таборех» признавались недействительными, а перевод поместий в вотчинную землю должен был происходить с учетом службы и родословного принципа «кто кому вверсту» (ст. 9).

Все эти распоряжения не могли достигнуть цели, потому что в созданный в ополчении Поместный приказ, хотя и должны были «для поместных дел» посадить «дворянина из больших дворян», без архивов и справки об окладах и земле во владении служилых людей, ему ничего нельзя было поделать. Понимали это и те, кто в ополчении добивался выдачи поместий, но соблазн легкого обогащения, видимо, был сильнее. С другой стороны, иногда трудно было винить пришедших в ополчение служилых людей, чьи земли действительно были разорены и «от Литовской стороны», и «от Крымские стороны». По разным причинам они потеряли связь со своими поместьями и вотчинами, не получая никаких доходов и «захват» поместья во время службы в ополчении становился залогом их выживания. В первую очередь это касалось служилых людей из «порубежных городов» — Смоленска, Белой, Дорогобужа, Вязьмы и Можайска, пострадавших «отлитовского разоренья». Им в Поместном приказе Первого ополчения обязаны были «поместья давати наперед», да и вообще сначала испомещать «бедных» и «разоренных» (ст. 10, 16). Конечно, это не вина, а беда Первого ополчения, что годы Смуты отучили русских людей от следования таким прекраснодушным порывам.