Натали потягивала свой напиток, пытаясь собраться с мыслями. Она была потрясена и опечалена. Несмотря на все свои успехи, богатство, дома в Сан-Франциско и Кармеле, стремительный образ жизни, он жил с этой тайной.

– Итак, твоя мама – Дорин…

– Она не живет в Палм-Спрингсе. Я нашел ей место в частной клинике. Я даже не могу сосчитать, сколько раз она была в реабилитационном центре. Мне так чертовски жаль, Натали.

– Мне жаль, что тебе пришлось расти в таких условиях и ты был вынужден это скрывать.

– Ты же знаешь, как трудно издавать книги. Когда я начал писать, мне пришлось создать эту личность. А когда книги стали набирать популярность, я просто продолжил дальше врать. Я знаю, что это дерьмово.

– Мир любит тебя.

– Мир не знает меня.

– Ты тот, кто ты есть. – Она потянулась через стол и коснулась его руки. – Знаешь, чего бы мне хотелось? Жаль, что я не могу вернуться в прошлое, встретить тебя маленького, обнять и сказать, что все будет хорошо.

Он убрал руку.

– Ты бы не захотела меня обнимать. Я был со вшами и в синяках.

– Еще больше причин обнять тебя, настаивала она. – Ах, Тревор.

Он сделал глоток.

– Знаешь, говорят, никогда не поздно иметь счастливое детство. Теперь я счастлив, детка. Ты делаешь меня счастливым.

И все же в нем жила печаль, и Натали знала, что не сможет заполнить эту пустоту. Она задавалась вопросом, почему Тревора влекло к ней? Просто из-за желания быть рядом с кем-то надежным и предсказуемым, не таким, какой была его ужасная мать.

Натали наконец поняла, почему она не могла быть с Тревором. Не из-за своих неправильных представлений о мужчинах. Это были инстинкты, говорящие ей, даже кричащие, – будь внимательна. Вместо того, чтобы их игнорировать, ей следовало к ним прислушаться. Она была права, что держалась на расстоянии от Тревора, хотя даже, не понимала почему.

– Ты когда-нибудь собирался обо всем мне рассказать? – спросила она, не стараясь смягчить нотки гнева в своем голосе.

Он пожал плечами.

– Мне хочется думать, что в конце концов я бы все рассказал.

Она представила его маленьким мальчиком с ужасной матерью, и гнев утих.

– Как бы то ни было, это бы не имело значения.