— Эми?

Сестра останавливается.

— Хочу тебе кое-что сообщить.

Оборачивается:

— Гилберт, я же не полная дура. Обо мне много чего можно сказать, но я не полная дура.

С порога смотрит на упакованный наполовину чемодан и замирает.

— Гилберт, — окликает, — но ты хотя бы подождешь до окончания торжества? Ты же там будешь?

Поднимаю на нее взгляд:

— Буду.

Она выходит, не затворив за собой дверь.

— Эми?

— Да, что такое?

— От Ларри осталось на донышке одеколона: попробуй опрыскать Арни. Чтобы от него не так воняло.

— Ага, сделаю.

Продолжаю сортировать и упаковывать вещи. Всякий раз, когда складываю очередную рубашку или пару носков, перед глазами всплывает выражение лица Эми. От вида моего чемодана что-то в ней надломилось. Я и хотел бы объясниться, но как — не знаю. Пока решил отложить сборы. Долго сижу просто так. Затем достаю свой выпускной альбом, скорее смахивающий на иллюстрированный журнал, и открываю в том месте, где вместо закладки торчит клочок бумаги. Смотрю на свое фото. Тут я неплохо получился. Тремя портретами выше — Лэнс Додж, еще до тренировок в качалке, до идеальной улыбки, до модной щетины. Надо же, такой, как я, оказался рядом с самим Лэнсом.

Потом валяюсь на кровати и разглядываю трещины на потолке. Эллен укатила с какой-то компашкой. А Эми и Арни садятся в «нову», чтобы ехать в церковь.

До начала новостей остается каких-то пять минут. У себя в комнате листаю журналы и горжусь, что я — единственный во всей Эндоре — не прильнул к ящику.

Снизу доносится мамин голос, настойчиво повторяющий мое имя; подобно капающему крану, зов не иссякнет, пока я не подойду.

И вот я настраиваю телевизор: шевелю антенну и, наугад щелкая пультом, стараюсь настроить цвета, чтобы Лэнс выглядел позеленее.