В обществе, как и в природе, ничто не вечно, все существует, только постоянно обновляясь. Устоять на месте можно, только если бежать изо всех сил. Античность не могла бы существовать вечно; душевные импульсы, питавшие античную культуру, с течением времени изменялись. На смену античному человеку пришел новый человеческий тип, который уже не мог прежним образом взаимодействовать с античным типом культуры. Эта культурная традиция погибла, разложилась изнутри, что ярко показала история Юлиана. Упадок нравов, вызванный развитием индивидуализации (можно вместо этого термина использовать и другие обозначения, столь же хорошо описывающие данное изменение - рост свободы, или отторжение от групповой, общественной душевности, или рост бездуховности), требовал развития новой культуры, новых средств работы с новой душой. Так что нельзя сказать, что христианство, христианская культура убила античность, - античность разложилась сама, и с проблемами, с которыми не справилась античная культура, выпало сражаться христианству.

Религии направленного времени

Границы эпох подчеркиваются изменениями в общей картине мира. Так, только в греко-латинскую эпоху перед нами во множестве выступают религии направленного времени, те религии, в которых время - не вечное колесо, вновь и вновь выносящее на поверхность комбинации все тех же факторов, в которых время - стрела, несущаяся в предсказанное будущее, где история направлена - к чему-то, что данная религия описывает как цель, и от чего-то, что описывается как “начало начал”. До греко-латинского времени люди были устроены таким образом, что время им представлялось циклическим, замкнутым, а в греко-латинскую эпоху в соответствии с изменением души время “раскрылось”.

Тем самым утверждается, что в древние времена развития Средиземноморского региона в душах людей произошло определенное изменение, внешним симптомом которого явилось изменение отношения ко времени. Вместо религий вечного возвращения, религий “колеса времен” стали развиваться - в том числе и независимо друг от друга - религии направленного времени.

Здесь можно возразить, что ислам и христианство наследуют эту черту у иудаизма. Это возражение указывает на генеалогическую преемственность религий, такое возражение могло бы утверждать, что сходство средиземноморских религий по этому признаку является “просто случайным “, что сходство определяется наследованием некоторой черты от общего предка - иудаизма - и не может свидетельствовать о каких-то массовых перестройках душевной жизни. Ответить на это возражение можно было бы, указав, что сама масштабность таких явлений и сложность строения религиозных систем противоречит “случайности” наличия в них какой-то черты. Религии не являются скопищем сбившихся предрассудков, это очень сложные системы, элементы которых глубоко взаимосвязаны, и потому, если мы встречаем резко выраженную черту религиозной жизни, следует полагать, что она существен ным образом связана как с самыми глубокими пластами духовной жизни, культурной жизни данного региона, так и глубинными слоями душевной жизни исповедующих данную религию людей.