«К чести наших соотечественников прибавить можно, что жадность корысти, побуждая их на отважные предприятия, не ознаменовывалась бесчеловечными поступками, как ненасытная алчность к золоту испанцев в Перу и Мексике».

«К чести наших соотечественников прибавить можно, что жадность корысти, побуждая их на отважные предприятия, не ознаменовывалась бесчеловечными поступками, как ненасытная алчность к золоту испанцев в Перу и Мексике».

Или: Врангель сам не читал дежнёвского «отгромил у коряков якутскую бабу Федота Алексеева», а потому всю сцену увидал поэтически:

«Дежнёв… держался берега, видел коряков и между ними узнал якутку, жившую прежде с Федотом Алексеевым» [Врангель, 1948, с. 13, 14].

«Дежнёв… держался берега, видел коряков и между ними узнал якутку, жившую прежде с Федотом Алексеевым»

[Врангель, 1948, с. 13, 14].

И в нынешних исследованиях видим то же самое. Так, в работах Андрея Зуева, в основной части прекрасных, анализ событий по источникам начат после похода Дежнёва, а тот дан по чужим книгам. Поэтому оказался совсем опущенным тот факт, что и Дежнёв, и Стадухин (он особенно), и остальные «громили иноземцев» при первых с ними встречах сразу же, в порядке знакомства, о чём откровенно сообщали в отписках начальству. При чтении их отписок рушится общепринятое, в том числе принятое Зуевым, уверение [Зуев, 2009, с. 36 и далее], что российская власть наставляла первопроходцев к доброте, что силу применяли в ответ на силу, а всё иное было отклонением от нормы.

Здесь Зуев несколько отстал даже от Врангеля, писавшего:

«Дежнёв с товарищами пошел вверх рекою, и был так счастлив, что встретился с малочисленным поколением жителей сих мест, называвшихся анаулами, которые заплатили ему первый ясак, но впоследствии за оказанную ими непокорность были совершенно истреблены» [Врангель, 1948, с. 14].

«Дежнёв с товарищами пошел вверх рекою, и был так счастлив, что встретился с малочисленным поколением жителей сих мест, называвшихся анаулами, которые заплатили ему первый ясак, но впоследствии за оказанную ими непокорность были совершенно истреблены» [Врангель, 1948, с. 14].

Итог такой деятельности Дежнёва и следующих был плачевным: анадырских приказчиков местные жители стали регулярно убивать:

«Сын боярский Иван Львов был… одним из приказчиков Анадырского острога с 1710 до 1714 г. В порядке редкого исключения он не был, подобно другим приказчикам, убит, жил затем в Якутске» [Ефимов, 1950, с. 110].

«Сын боярский Иван Львов был… одним из приказчиков Анадырского острога с 1710 до 1714 г. В порядке редкого исключения он не был, подобно другим приказчикам, убит, жил затем в Якутске» [Ефимов, 1950, с. 110].