Ни словом никогда не упрекнул Колчак Толля, однако ясно выразил отношение к его способу руководства, планируя новую экспедицию[253] — штатских на борту не было. Роли учёных (геологов и биологов) играли военврачи, они старались, как могли, но могли они мало, так что итоги экспедиции оказались (вне гидрографии) минимальны. Праздника, весельем искрящегося, «нижние чины» на ледоколах не устроили. И вообще, не прочь были экспедицию покинуть: до конечного пункта (Архангельск) из первоначального состава добрались всего три матроса и офицер (зато и оба врача). Так что дух Норденшельда и Нансена, ещё витавший на «Заре», улетучился.
Следов группы Толля так никогда и не нашли (что для Арктики странно, ведь у неё долгая память), но это, полагаю, потому, что не там искали. Искали впереди, на южных островах, но не догадались искать позади, на южном берегу Беннета. Колчаку пришлось даже оправдываться. Из Иркутска он писал в Полярную комиссию:
«я… не счёл вправе оставаться на этом острове более того времени, какое я там провел, т. е. трое суток; искать остатки байдарок или случайно выброшенный труп я считаю вещью, не оправдывавшей риска потерять время для возвращения…; и без того я шёл назад при очень серьёзных условиях: в мороз без тёплой одежды», а «на детальный осмотр побережья… надо несколько лет» [Синюков, с. 184–185].
«я… не счёл вправе оставаться на этом острове более того времени, какое я там провел, т. е. трое суток; искать остатки байдарок или случайно выброшенный труп я считаю вещью, не оправдывавшей риска потерять время для возвращения…; и без того я шёл назад при очень серьёзных условиях: в мороз без тёплой одежды», а «на детальный осмотр побережья… надо несколько лет» [Синюков, с. 184–185].
Да, времени на обход острова в самом деле не было, но суть не в этом, а в отсутствии настроя на поиск: не искали даже прямо перед глазами, даже когда сами предметы прямо-таки вопили о погибших.
Носовую банку вельбота занимал Железников, и при подходе к берегу у Беннета он, как всегда, встал на носу с багром. «Гляньте-ка!» — крикнул он, едва киль зашуршал по гальке, и достал из воды алюминиевую крышку от котелка. Как в тот миг все радовались — первый знак о Толле, что добрался он до острова. Никто не подумал, как и почему она могла попасть в воду. Ведь крышка могла быть не первым, а последним знаком о злосчастном походе. То ли обронена она при загрузке нарты во тьме, то ли её одну, вмёрзшую в лёд, и выплюнула летом злая полынья. Лёд мог стаять, как он стаял под медвежьей шкурой, вот крышка и билась теперь у края промоины. И об остальных найденных там весьма странных вещах тоже никто не подумал.