Ссыльных в Сибири было много тысяч, их следовало освобождать и обустраивать, а не добавлять к ним еще 820 из одной лишь конторы Петербурга. Но сосланные составляли всего четверть числа осужденных Тайной канцелярией [Анисимов, 1999, с. 717], так что оценивать режим надо не по ссыльным.

Кстати, казни (включая жестокие) стали при Анне столь обычны, что в Петербурге даже не привлекали зевак. По «слову и делу» то и дело пытали людей, сошедших до этого с ума от условий жизни, в том числе в ВСЭ. Пытанные и казненные исчислялись сотнями по одной лишь ВСЭ, а она не составила и тысячной доли населения России.

Но главное всё же не в этом. Главное в том устройстве, частью которого была Тайная канцелярия. Читая документы ВСЭ, легко видеть, насколько донос и расправа поразили после Петра I общество. Даже если дело кончалось для кого-то успешно (значит, казнили его противника), всё равно ущерб его работе был огромен. Данных по стране в целом нет, их должен был собрать сам Курукин, прежде чем писать (надеюсь, что после этого он писал бы иначе). Вряд ли он мог не знать, что при Петре I Тайная канцелярия была поздней и крохотной частью репрессивного аппарата, каковою и оставалась.

Основой же режима было неслыханное ранее угнетение крестьян, и в этом правление Анны Иоанновны тоже отличилось. Если Петр забирал в рекруты по 0,23 % населения в год, чем поставил экономику на край гибели, то Анна вдвое больше, по 0,48 % [П-2, с. 314]. И, что удивительно, размер армии от этого почти не менялся, поскольку рекруты сразу шли на убой, причем гибли они вовсе не в сражениях. Миних, друг Бирона, ухитрился в Крымской кампании положить за полгода 30 тыс. солдат, притом в боях — лишь 2 тысячи. Остальные умерли от голода и болезней. Этот провал сравнивают с прутским провалом Петра I [Анисимов, 2009, с. 496], но Петр был самовластный царь, а Миниху следовало бы за провал ответить.

Ответа не потребовали, и катастрофа ничему не научила его: вскоре масса солдат замерзла, зимуя под открытым небом, а Миних добавил бед, пресекши использование провианта из наличного запаса, который затем сгнил [П-2, с. 285]. За жестокость к солдатам его ненавидели даже генералы, которые обратились к Анне, однако его взял под защиту Бирон, и дело не получило хода.

Как после сказанного относиться к Бирону? Да, нашей экспедиции он помог радикально[391], однако не в ней же состояла его главная роль в истории России. Пусть он редко ставил подпись, зато высказывался, согласно отзывам современников, весьма определенно. Так, когда Остерман упрекнул его за назначение Волынского канцлером, Бирон, гласит традиция, ответил: