– Навещал Юханнеса.

– О чем ты думал? – спрашивает Стина. – Ты понимаешь, какой опасности подвергал себя? А вдруг с тобой бы что-то случилось? Или поезда перестали бы ходить? Как мы тогда смогли бы вернуть тебя домой?

Она едва успевает дышать между вопросами. И ее лицо краснеет все больше и больше.

Уголком глаза я вижу, как на экране телевизора мужчины продолжают обсуждения.

– Шесть дней осталось, – говорит Джудетт, ее нижняя губа дрожит. – Шесть дней.

– Мне нужно было встретиться с ним в последний раз. Он ведь единственный верил мне. Он и Люсинда.

– Люсинда, да. Как ты мог поехать с ней в Стокгольм? Она же больная!

То же самое отец Люсинды сказал мне. Но ночью я не думал о том, что у нее рак. Она была просто Люсиндой.

Мне совсем не хочется думать о ней именно сейчас. Мне не нужна несчастная любовь в последнюю неделю моей жизни. Мне хватило этого летом.

И я устал. Просто до ужаса.

– Вы правы. Можно я пойду и лягу?

– Нет, – говорит Стина. – Не раньше, чем мы закончим наш разговор.

– О чем еще можно говорить?

Стина вздыхает и смотрит на Джудетт. Но та не спускает с меня взгляда.

– Ты не в той ситуации, чтобы общаться с нами таким тоном.

– Тогда кончай разговаривать со мной как с ребенком.

– А ты не веди себя как ребенок.

– Мне казалось, мы с этим закончили, – говорит Стина. – Я думала, хватило. А потом ты снова берешься за старое. Это неуважительно.

– Я не могу просто сидеть дома и думать о конце света.