— Малыш, маленький мой, не торопись, не глупи, — не даваясь, смеялась она странным, только теперь для него понятным горловым смехом. — Зачем спешить? Все испортишь. Поцелуй меня сначала, погладь, приласкай. Мы же не собаки. Собаки и те не торопятся. Ну не лезь ко мне, я тебе сказала! Погоди. Не умеешь — не лезь! Я не просто так хочу. Я хочу спастись, забыться хочу. Я с ума схожу. Уже сошла. Пусти же! Ну и колода ты! Совсем неповоротливый. Что ты с Лизой делать будешь? Такой тюлень, даже противно! Ну, не сердись, братишка, я сумасшедшая, я чудовище!..
Но достаточно было и двух холодных слов неопытному, чтобы сила вдруг покинула его. Он испугался что опозорился навсегда, что и в самом деле у него
— Ну что ты опять лег, как колода?! — тут она неожиданно увидела, в каком он состоянии, и ахнула. — Что я наделала! Бедненький мой! Я чудовище. Не сердись, ты не виноват. Это я всему виной. Не торопись. Я попытаюсь тебе помочь. Родной мой!
Ее руки гладили его тело, а он уже не хотел ее, он вспомнил Лизу, и от обиды и злости на себя слезы продолжали течь по его лицу. Слова Лины сначала ранили его, а теперь старались утешить, но не утешали, не возвращали силы. А если б она еще знала, что он промолчал про Желватова, а когда узнал, что тот наделал, то — испугался! Что он — трус!
— Со мной трудно. Я сама себе противна. Отвратительна. Я всем приношу несчастье, — бормотала лихорадочно Лина. — От меня, наверно, не исходит добра. Я тебя обидела. Ну, ничего, полежи тихонько, все вернется, все хорошо будет.
Она вытирала ему слезы, старалась заглянуть в глаза, но он плотно сжал веки, чтоб ничего не видеть, лишь почувствовал, что она откинулась назад, притянула его голову к себе:
— Ляг ко мне на плечо.
Он послушно-механически выполнил ее приказ. Но по-прежнему ничего не испытывал, кроме страха и желания убежать подальше, забыть навсегда сегодняшнюю ночь. Лина гладила его грудь, правый бок, живот, нежно касалась его мягкой плоти и ворковала виновато:
— Ты не при чем, не переживай. Не бойся, мужчина не должен бояться. Приободрись.
Казалось, конца не будет этому ужасу и позору. Телефонный звонок в ночи раздался особенно громко и неожиданно. Они вскочили на колени друг против друга, забыв о своей наготе. Вначале они даже не поняли, откуда этот звон, и испуганно переглянулись. Первая мысль была привычно-тревожная — что-то