Воспроизведение в английской исторической литературе топоса об уникальности и ценности воинства лучников, несомненно крайне выгодного для складывания положительного аспекта национальной идентичности, отражено во всех приводимых в хрониках речах правителей Англии перед боем. Как известно, этот элемент перешел из античной традиции в средневековую и очень ценился авторами, ибо позволял в контексте экспрессивной, критической ситуации выразить важнейшие мысли устами наделенного авторитетом лица. Как правило, английские короли и принцы в речах перед решающими сражениями после воззвания ко всему войску отдельно обращались к лучникам. Считалось, что многие знаменитые битвы, такие как Азенкур, были выиграны «только благодаря» лучникам[1138], которые своим мастерством и доблестью «стяжали вечную славу»[1139]. По мнению автора поэмы «О поле Дарема», шотландский король Дэвид должен был не сетовать на то, что его захватил в плен простой йомен, но гордиться этим, поскольку

Не стоит полагать, что англичане совершенно отрицали наличие у врагов доблести и храбрости. Это обуславливалось не столько желанием хронистов придерживаться исторической правды, сколько определенными «законами жанра», согласно которым выше ценилась победа, одержанная над сильным и храбрым соперником. Поэтому время от времени англичане были склонны признавать воинские достоинства противников. Томас Уолсингем, при всей отрицательности характеристики, которую он дает Бертрану Дюгеклену, отмечал его воинскую доблесть[1141]. Герольд Чандоса воспел не только «храброе и смелое сердце» будущего великого коннетабля, но и достоинства других «добрых» французских рыцарей, которые отправились в Испанию помогать Энрике Бастарду[1142]. Рассказывая о битве лорда Генри Перси и его брата с шотландцами под предводительством графа Дугласа в 1388 г., автор «Краткой хроники аббатства Керкстолл» заметил, что граф был тяжело ранен, но он предпочел остаться в битве и «умер на поле боя, как храбрый рыцарь»[1143]. Однако, даже не проводя статистических подсчетов, с уверенностью можно констатировать, что подобные топосные для куртуазной литературы уважительные отзывы о противнике заметно уступают превалирующим уничижительным эпитетам. Нередко формальное признание вражеской доблести корректировалось контекстом или дополнительными ремарками. Например, непосредственно участвовавший в переходе армии Генриха V в 1415 г. из Арфлера в Кале анонимный хронист так передал рассуждения англичан о возможном нападении французов: они должны это сделать, «если в их сердцах хоть сколько-нибудь осталось мужества и храбрости, поскольку в противном случае весь мир узнает, что они боятся изгнать из своей земли короля Англии, вторгнувшегося в их земли и опустошающего их, а значит, они стали настолько нерешительны и трусливы и настолько растеряли древнюю доблесть, присущую им»[1144]. Как известно, французы все же решились дать бой англичанам, но потерпели сокрушительное поражение при Азенкуре.