Более или менее несомненно, что в этом описании письма немало идеализации, что в действительности жизнь в небольшом германском курортном городке не была так безоблачно весела и прекрасна, но это делает письмо Поджо, может быть, еще более интересным. Оно рисует идеал счастливой жизни среди прекрасной природы в обществе беззаботных друзей и веселых, красивых и не слишком строгих женщин — идеал, характерный для гуманизма вообще и для Поджо в частности.
Второе письмо, написанное через несколько дней, представляет собой резкий и несомненно сознательный контраст с первым — оно посвящено описанию бесчеловечной казни в Констанце чешского реформатора и революционера, сподвижника уже казненного Гуса — Иеронима Пражского. Подробно, с живой симпатией к непримиримому врагу католической церкви, которая кормит автора, описывается продолжающийся почти целый год процесс Иеронима, его спокойные, умные, нередко злые ответы на вопросы, его мужественная защита всех погибших жертв мракобесия от Моисея, Христа, Сократа и Боэция и до Гуса, который «ничего не думал противного положениям церкви божией, но (выступал. —
Смелая, прямая защита Иеронимом своих убеждений, от которых он, несмотря на все мучения, угрозы, неминуемую смерть, ни на шаг не хотел отступиться, вызывает бурю возмущения со стороны жирных, самодовольных, тупых церковников, но их жертва остается непоколебимой. «Так он стоял непоколебимый, бесстрашный, не только презирая смерть, но стремясь к ней, так что ты мог бы назвать его вторым Катоном»[386].
Казнь бесстрашного борца, привлекшего к себе симпатию многих церковников, и в первую очередь самого Поджо, описывается сильно, ярко и производит глубокое впечатление: «Со спокойным и даже веселым лицом шел Иероним на казнь, не страшась огня, мучений, смерти. Ни один из стоиков не переносил смерть так мужественно, как он, казалось, желавший ее…»[387]
Затем следует подробное описание сожжения Иеронима. «Когда палач, — заканчивает Поджо, — хотел зажечь костер не впереди, а сзади, за его спиной, чтобы он не видел этого, мученик сказал ему: "Иди сюда и зажги огонь на моих глазах, ибо если бы я боялся его, я бы никогда не пришел на это место и бежал бы от него". Так был сожжен этот замечательный человек (но не его вера)»[388].