В 1440 г. появился еще один диалог Поджо — «О несчастии князей»[392]. Беседа в нем происходит летом 1434 г. (вскоре после возвращения Козимо Медичи во Флоренцию— см. гл. I, § 4) в доме Никколо Никколи. Придя сюда, Поджо застает Козимо и Карло Марсуппини сидящими в знаменитой библиотеке Никколи над изучением карты Птолемея. Разговор начинает сам Поджо, жалующийся на свою судьбу, связанную со скитаниями и несчастьями пап. Происходит общее обсуждение вопроса о том, насколько в действительности святы и счастливы папы, носящие титул «святейшего и блаженнейшего отца», а затем и другие государи. Основной собеседник Никколи на ряде исторических примеров доказывает, что так как добродетельным может быть только образованный человек, а счастливым — только человек добродетельный и свободный от забот, то князья, никогда не бывающие ни свободными от забот, ни добродетельными, счастливыми никогда быть не могут. Даже те из них, которые подобно Августу, Веспасиану или Роберту Неаполитанскому считались при жизни свободными и добродетельными, в действительности не провели ни одного дня без тяжких забот. Государи скупы и жестоки, что ярко обнаруживается в их взаимоотношениях с крупными писателями и учеными, которых они либо не умеют оценить и вознаградить по заслугам, как Данте, Петрарку, Боккаччо, либо подвергают мучениям и казни, как Платона, Сократа, Боэция. Истинное счастье не является уделом больших господ, а остается только простым, маленьким людям, заключает Никколи.

Тот факт, что диалог этот, написанный сразу после прихода Козимо Медичи к власти, происходит в присутствии и при участии самого Козимо, для которого он служит как бы предупреждением, показывает претензии гуманистов руководить политической жизнью государства, диктовать нормы поведения государя и, следовательно, свидетельствует о ведущей идеологической роли гуманизма в середине XV в.

Примерно тому же кругу идей посвящен трактат «Об изменчивости счастья»[393]. Тема эта, нередко привлекавшая внимание средневековых моралистов, трактуется Поджо в другом, чисто гуманистическом разрезе.

Два страстных поклонника античности — сам автор и Антонио Лоски созерцают развалины Капитолия, центра некогда великого и могущественного Рима, и это трагическое зрелище приводит их к размышлениям о том, что из себя представляет Фортуна — богиня судьбы, счастья. Это жестокое и капризное божество, полунебесное, полуземное, могущество которого распространяется на все, кроме добродетели и науки. Божество это ведет свою игру независимо от божьих велений, подымая на недосягаемую высоту плохих и глупых людей, чтобы затем ярко обнаружить их ничтожество[394].