Позвал императрицу, надо продиктовать последние телеграммы прощания.

«А со мной?» – Она едва не закричала. «И с тобою…»

Спросил у Мандта: «Скоро ли вы дадите мне отставку? Скоро ли все будет кончено?» – «Не так еще скоро, государь». – «Не лишусь ли я памяти?» – «О, нет… Пока вы здесь».

Собрался с силами, взглянул на собравшихся близких и родных: «После России я вас любил больше всего на свете». Пожалел, что не может пожать руку всему русскому народу. «Но нас 70 миллионов», – тихо возразил граф Киселев. Улыбнулся. «Ради этого могу и немного еще пожить». Не смог. 18 февраля, в 12.20, император Николай I отошел. Глупости позднейших баснописцев о том, что он «выпил яду», якобы от разочарования жизнью, не стоит даже рассматривать. Надо было знать Николая, спалившего себя дотла ради империи, чтобы полагать, что он мог от нее бежать таким постыдным образом.

Предсмертное письмо императора Николая – князю М.Д. Горчакову

Санкт-Петербург, 2 февраля 1855 года

Сегодня в обед получил твое письмо, любезный Горчаков, от 27-го января. Отправив еще 12 батальонов к кн. Меншикову, ты вновь доказал, что ничего не щадишь для общей пользы. Это значительное усиление, весьма кстати, пополнит часть 6-го корпуса в самую решительную минуту, которой весьма скоро должно ожидать. Еще более кстати оно будет, ежели сбудется повещенный десант двух новых французских дивизий, под командою Пелисье у Евпатории, в соединении с турками и сардинцев с англичанами у Феодосии. Так у Меншикова ничего лишнего не будет. Как бы желательно было, чтоб нашлась возможность отбиться под Севастополем до прихода сих новых частей! Но не вижу к сему никакой вероятности. Думаю, с тобою, что прибытие кадров 10-й и 12-й дивизий в Николаев и Херсон, где они весьма скоро должны укомплектоваться, будет там с ними и с моряками довольно войск для местной защиты. Согласен с тобою, что в случае неудачи в Крыму, ближе всего будет поручить оборону Николаева кн. Меншикову с остатком его армии. Дай Бог, чтоб до сего не дошло.