— Герман Владимирович, вы меня покупаете?

— Буду честен, да, покупаю. Но я предлагаю настоящую цену, как раз такую, которая и стоит всего того, что произошло. Только поэтому я пришел к тебе. Никакой суд не присудит тебе такой компенсации.

— Я понимаю, — пробормотала Бухарова. — Я согласна.

Герман Владимирович поднял сумку с полу и передал девушке.

— Можешь посчитать, — предложил он.

— Я верю вам, — отрицательно покачала она головой.

— И еще у меня есть к тебе одно предложение. Оставаться тут тебе вряд ли стоит. Тебе будет крайне неприятно видеть своего обидчика. И как я понимаю, никого жилья у тебя в Москве нет.

— Нет, — подтвердила Катя.

— Пока ты приобретешь в Москве квартиру, пройдет какое-то время. А жить тебе где-то надо. Я предлагаю поселиться у меня дома, все равно он пустует. Попрошу Михаила, чтобы он предоставил машину тебя туда отвезти. Поверь, в данный момент это лучший вариант решения вопроса.

— Хорошо, пусть так.

— Вот и замечательно. Думаю, в крайнем случае, завтра тебя отвезут в мою квартиру. Мы еще увидимся, я дам тебе ключи и инструкцию, как и чем можно там пользоваться. — Герман Владимирович на мгновение замолчал. — От имени моей семьи и от себя лично, я приношу тебе глубокие извинение за случившиеся. — Он встал, поцеловал девушку в голову и вышел.

156.

Герман Владимирович нашел сына в каминном зале. Михаил сидел в кресле и пил вино. При виде отца он встрепенулся.

— Ну как? — с тревогой спросил он.

Герман Владимирович сел в кресло напротив сына.

— Можешь считать, что ситуация урегулирована. Деньги взяла, никаких претензий предъявлять не будет.

Михаил вздохнул с явным облегчением.

— Я был уверен, что тебе удастся ее уговорить. Мне говорили, что в правительстве тебя считали лучшим переговорщиком. Когда однажды мы в очередной раз накосячили, тебя послали в Вашингтон улаживать ситуацию. Говорят, ты два часа в Белом доме разговаривал с их президентом. И уговорил урегулировать конфликт на выгодных для нас условиях. Много раз хотел тебя спросить — это правда?

Герман Владимирович махнул рукой.

— Это было все очень давно.