Не опуская головы, я встречаю его взгляд, полный ненависти.

Его ярость обрушивается на меня, неудержимая, словно ураган.

– Ты мерзкая, грязная… как ты могла? Гнусная тварь! Меня тошнит от тебя… опозорены… гибель! – выплевывает он бессвязные слова мне в лицо.

Вдруг он подается вперед, я отступаю, но поздно. Оплеуха обрушивается на меня, такая мощная, что я, потеряв равновесие, падаю. В полете цепляюсь головой за край стола. Приземлившись на четвереньки, я тут же сворачиваюсь в клубок, чтобы защитить живот.

Он возвышается надо мной: лицо в красных пятнах гнева, глаза – как два пулевых отверстия в складках обрюзгшей плоти, злые, черно-синие. Мама хватает его за руки и кричит:

– Перестань, Франц, пожалуйста, перестань!

– Это не Вальтер! – во весь голос кричу я. – Он никогда не прикасался ко мне, клянусь!

– Врешь, лживая маленькая сучка! – Он стряхивает с себя маму. – Ты и сама стала как они: лжешь, строишь козни, манипулируешь. Отца родного шантажировала! А сама-то кто – грязная шлюха, и ничего больше!

Он заносит ногу для пинка, но я оказываюсь проворнее и успеваю откатиться в сторону.

Если дать ему волю, он пнет меня прямо в живот, ногами выбьет из меня младенца.

– О чем ты, Франц, как она могла тебя шантажировать? Ты что, спятил? – Мама снова хватает его за руки. – Вставай, Хетти, вставай, и вон из комнаты, немедленно.

Папа пытается ее стряхнуть, но она вцепилась в него так, словно от этого зависит ее жизнь. Я хватаюсь за стол и, опираясь на него, встаю. Голова трещит, когда я, пошатываясь, иду к двери, которая оказывается открытой. Кто-то стоит в коридоре и смотрит. Кто это? Вера? Еще одна любопытная тварь. Растреплет теперь все своим подружкам-горничным, таким же глупым гусыням, как она сама, и к завтрашнему утру в округе не останется дома, где не будут знать нашей постыдной тайны.

Но это не Вера. Этот человек гораздо выше ростом. К тому же это мужчина. Дверь широко распахивается, и входит Томас – худой, угловатый.

Только его мне и не хватало. Господи, лучше бы мне умереть!

Теперь он знает всю правду, к тому же ему есть чем подтвердить подозрения папы. Смерив меня долгим взглядом, Томас поворачивается к моим родителям.

– Герр Хайнрих, фрау Хайнрих. Хайль Гитлер! – приветствует их он; на нем лучший воскресный костюм. – Простите, что я случайно стал свидетелем этой сцены. Входная дверь была открыта, а когда я позвонил, никто не вышел. Мне хотелось сделать Хетти сюрприз, прийти пораньше и повести ее обедать.

Томас снова смотрит на меня долгим взглядом. Я, наверное, похожа сейчас на пугало: одежда наперекосяк, волосы растрепаны, струйка крови возле уха.