Если бы они знали правду.

– Сегодня теплее, чем я думала, – говорю я на ходу. – Надо было накинуть шаль, а не пальто.

Томас не отвечает.

Вторая попытка.

– Деревья уже совсем зеленые. Как думаешь, лето будет жарким?

Болтаю, сама не знаю что, лишь бы не молчать.

Садимся на скамью, лицом к озеру. Невысказанное висит между нами с тех пор, как мы вышли из дома.

Грязная шлюха. Дрянь. Ты осквернила кровь. Это во мне проснулся давно забытый голос.

Томас в глубокой задумчивости наклоняется и подбирает с тропинки кусок гальки. Вертит его в руках, поглаживая плоские, чуть поблескивающие каменные бока.

Я в третий раз нарушаю молчание:

– Я знаю, какую боль причинила тебе, Томас, и очень жалею об этом. Я постараюсь стать тебе хорошей женой, самой лучшей. Я буду так же добра к тебе, как ты ко мне. Но я хочу понять. Зачем ты это делаешь?

Он вздыхает, с силой выпуская из легких длинную струю воздуха, и крепче сжимает гальку в руке.

– Потому что я должен тебя спасти. Ты падший ангел. То, что с тобой случилось, ничего не меняет. Даже наоборот, теперь ты особенно нуждаешься в спасении. – И он поднимает глаза к небу так, словно видит парящие над ним сонмы ангелов.

– Томас, не надо так. Какой я тебе ангел… ты же не считаешь на самом деле…

Он снова смотрит на камень у себя в руках, его пальцы ласково поглаживают шершавые бока.

– Я пробовал не любить тебя. Старался изо всех сил, правда. Но это оказалось невозможно. И тогда я понял: высшая сила хочет, чтобы я любил тебя. И спас.

– От чего меня нужно спасать?

– От еврея. Он же тебя изнасиловал. Иначе и быть не могло. Ты не виновата. Когда я думаю об этом так, мне становится легче. И я не позволю ничему плохому случиться с тобой снова. Я стану твоим защитником. – Подняв руку, он зашвыривает камешек далеко в озеро. Описав в воздухе большую дугу, камешек с громким «плюх» падает в воду.

Мое сердце бьется сильнее. Чаще.