Глыбизну автор пытается слепить всеми доступными ему способами, а доступен ему лишь один – клацанье кнопками на клавиатуре компьютера. Способ действенный, но не всегда срабатывает, ведь нужно чем-то это подкреплять, желательно – мыслями и умением их художественно излагать. Мысли у автора имеются, а вот все, что так или иначе требует художественного умения – с этим полная беда.

Поэтому мы время от времени будем сталкиваться с не имеющим никакого отношения к сюжету словоблудием героев, наподобие лекции Петра Алексеевича (того самого молодца, что от передоза виагры помер в борделе) об искусстве и вечном. Однако можно сказать автору большое спасибо за то, что развратник-профессор не шибко утомляет читателя бубнежом про Лютера и Христа – буквально на страничку-другую, потом он просто бухает за шкафчиком на кафедре, из крышечки термоса.

А иногда в виде особых Пластов и Слоев глыбизны нам подкинут вот такое хвилосохвское наблюдение:

«Катя принимается сосредоточенно, резкими движениями разрезать стейк. Видно, его только что принесли. Из надрезов сочится кровь, смешиваясь с бурым соусом. Словно прошлое с усилием прокладывает себе путь, выбираясь наружу из-под власти ничего не стоящего безмятежного настоящего».

Едва я одолел этот абзац, как перед взором моим мгновенно возникла парочка знаменитых ценителей-театралов из фильма «Двенадцать стульев»:

«– Великолепная находка! Вроде бы песня не при чем, а какой большой смысл!

– Глубоко… копает…».

Потом я перевел взгляд на только что купленный в Макдоналдсе Биг Мак (умоляю, ни слова о вреде фастфуда – он куда безобиднее современной боллитры). Мясные котлетки укоризненно напоминали о былых моих браках. Опавший углами лепесток сыра говорил о безвозвратно ушедшей юности. Измазанные соусом лохмотья салатовых листьев пытались выпасть на поднос – словно сама моя растрепанная жизнь с усилием вырывалась из-под гнета ужасающего бессмыслия бытия. И три хлебные булочки разделяли ее на важнейшие этапы предназначения – рождение, чтение книг, смерть. И россыпь кунжутных семечек на куполе верхней булки взывала к кантовскому императиву, к звездному небу надо мной…

А уж когда я умял Биг Мак и придвинул к себе стаканчик мороженого с шоколадным наполнителем, да разглядел, что оно слегка подтаяло, и светлые мечты былых дней смешались с темной реальностью настоящего, и возникло из ниоткуда извечное противостояние и единение инь и ян…