– Ay, возможно. Но что будет с нами? Если это здание рухнет, оно погребет нас заживо под своими обломками! – взвыл Себастьян.

– Да и бренди для всех маловато, – добавил Хозе, бренча бутылками и раскладывая их на полу.

– Похоже, к тому и идет, – мрачно покачал головой Тигр. – Сдохнем здесь, и никто про нас не вспомнит.

– Никогда! – выкрикнула Лусия, ее всю трясло, то ли от страха, то ли от холода. – Меня никогда не забудут.

– Возьмите, сеньорита. Вам надо согреться. – Уборщица сняла с себя холщовый передник и набросила его, как шаль, на обнаженные плечи Лусии.

– Gracias, сеньора, – поблагодарила ее Лусия. – Но я знаю способ получше…

Остаток ее фразы накрыл новый взрыв, который, судя по всему, раздался прямо у них над головами.

– Senores y senoras! – прокричала Лусия так, чтобы ее услышали все, и вскинула руки над головой. – Пока эти глупые испанцы будут взрывать свой прекрасный город, мы, цыгане, будем танцевать!

* * *

Пожалуй, из всех воспоминаний о Лусии, которые сохранились в его памяти, наиболее живо Менике помнил те часы, которые они все вместе провели в подвале театра «Колизей», спасаясь от обстрелов в самом начале гражданской войны, которая охватила всю Испанию.

Лусия заставила всех перепуганных до смерти артистов подняться с пола, мужчинам приказала играть на гитарах, а женщинам – танцевать. Пока националисты штурмовали армейский гарнизон, расположенный поблизости от театра, дюжина цыган всеми силами старалась заглушить шум от рвущихся снарядов, демонстрируя свое древнее искусство перед одним-единственным зрителем – уборщицей с метлой в руке.

В четыре утра наконец все стихло, и в городе наступила внезапная тишина. Члены труппы, утомившись от всех пережитых страхов, которые они, впрочем, исправно глушили спиртным, добытым Хозе в баре, и изрядно наплясавшись, тоже уморились и, попадав на пол, крепко уснули.

Первым проснулся Менике, чувствуя, как кружится у него голова – слишком много бренди выпито за минувшую ночь. Потребовалось какое-то время, прежде чем он сумел сориентироваться в кромешной тьме, царящей вокруг. Но вот он полностью пришел в себя, нащупал на полу свечки, которые вчера сложил себе под голову, прикрыв сверху пиджаком. Зажег одну свечу и увидел, что все еще крепко спят. Голова Лусии покоилась у него на плече. Он осторожно переложил ее голову на свой пиджак и, взяв в руки свечу, стал искать в потемках ступеньки, ведущие к дверям на выход. Ему потребовалось все мужество, чтобы распахнуть эту дверь, но он хорошо понимал, что если не сделает этого, то все они тут обречены быть похороненными заживо, под теми горами обломков, в которые, вполне возможно, превратилось здание театра.