Я посмотрела в окно. Сквозь тучи проглянуло солнце. В садовом фонтане плескались райские птички, опасливо крутили головой, встряхивали крыльями.

На скамье сидели Канта и Ману, укутав ноги пледом. Канта положила голову на плечо мужа, закрыла глаза.

Она отчаянно мечтала о ребенке. Из нее получилась бы прекрасная мать. Она добрая, веселая, щедрая. Ману, свекровь и Баджу помогали бы ей с малышом. Вдобавок она могла нанять айю[61]. Вот бы она взяла себе сына Радхи. Она любила бы его, как родного.

У меня участился пульс.

У Канты и Ману есть деньги, время и силы, чтобы дать малышу достойное воспитание.

Глупо и думать об этом! Я подписала договор.

Разве что…

На лбу у меня выступил пот.

– Радха, – прошептала я: сказанного не воротишь.

Я повернулась к сестре.

Я знаю, что делаю, уговаривала я себя. Если королевское семейство узнает правду, мне грозит судебный иск из-за нарушения договора, неподъемные штрафы и даже тюрьма.

Радха заметила мое волнение.

– Что?

Я жертвую тридцатью тысячами рупий и обеспеченным будущим Радхи! Но зато ребенок вырастет в любящей семье.

Я кивнула на сад за окном. Канта и Ману встали со скамьи и направились в дальний конец больницы, где располагалась палата для новорожденных.

– Канте не привелось обнять своего ребенка. Поэтому она так любит держать на руках твоего.

Радха подняла брови, посмотрела в окно.