– Ничего. – И Роуса прячет ее обратно в карман, звякнув ею о другую стеклянную фигурку, купленную у торговца.

Она вдыхает свежий туман подступающей ночи и снова обнимает Паудля; тела их созданы по мерке друг друга, как камень с гальдраставом – по мерке ее ладони.

Тело помнит любовь точно так же, как камень помнит огненную силу, породившую его на свет. Он ждет глубоко под холодной землей, тоскуя, пока не обретет свободу. И тогда он переплывает реку, пересекает океан, долго странствует в чужих краях и наконец находит дорогу домой.

Роуса закрывает глаза. Когда она снова откроет их, будет уже утро; плотный тяжелый воздух, навалившийся на нее весом целого океана, рассеется, и ей снова станет легко дышать.

Ее округляющееся тело наконец будет принадлежать лишь ей самой.

А в одно из следующих утр, ждать которое не так уж долго, растает лед. Земля зашевелится, и новая жизнь пробудится ото сна и расцветет под лучами восходящего солнца.

Неделей ранее

Неделей ранее

Не бойся смерти, ибо всякий умрет в некий час, и никто не избегнет кончины[23].

Йоун

Йоун

Под Стиккисхоульмюром, декабрь 1686 года

Мы сглупили, решив возвращаться этим путем, говорю я, но Пьетюр не слушает. Должен признаться, замысел его неплох: найти лодку и добраться на веслах до одного из далеких островов в бухте, где нас не найдет ни один рыбак. Там мы с ним будем жить вдвоем, питаться рыбой и пить дождевую воду.

Мы оба изучили тысячи здешних островков так же хорошо, как карту шрамов и лиловых рубцов на коже друг друга. Стоит нам захотеть – и мы могли бы затеряться среди этих островков, и поэтому у нас есть еще надежда отыскать убежище и жить там в покое и тишине.

Оттепель продолжается; дождь барабанит по земле каждый день, и она становится скользкой, точно тюленья кожа. Мне даже хочется, чтобы снег снова укутал ее толстым саваном. Тогда все, даже сама смерть, засияет красотой.

Но в оттепель у земли отходят воды, и воздух наполняется запахами соли, моря, новой жизни. Мы возвращаемся к побережью, где ждет моя лодка. Я почти чувствую вкус нашего будущего – свежего и чистого, как талая вода. Я ловлю взгляд Пьетюра, и он улыбается.

Мы проделали опасный путь: шли из Тингведлира на север почти целую неделю, держась берегов речек. У Пьетюра с собой была леса для рыбной ловли, и ему, по обыкновению, невероятно везло: за сотню вдохов он вытаскивал из воды целых три рыбины.

– Я бы мог отправить тебя на костер за колдовство, – как-то раз сказал я.