— Злая, но жизнелюбивая, — сказала она.

— Что есть, то есть, жизнелюбивая, — сказал он. — Кажется, она нарочно зеленеет, плевать, что уже октябрь, а она себе радуется жизни — и дело с концом!

Дело с концом…

Так он говорил когда-то. И она от него научилась, взяла на вооружение эти три коротких слова.

Очень хотелось знать, как он живет. Счастлив ли? Доволен ли жизнью?

И опять он угадал ее вопрос.

— Я теперь живу в Миассе, есть такой городок на Южном Урале, недалеко от Челябинска. Не слыхала небось?

— Представь, слыхала.

— Так вот, я там. Работаю на заводе сменным инженером.

— Не хочешь на пенсию?

Он покачал головой:

— Сказать по правде, не хочу, но, кажется, собираются меня вытеснить. Молодым место требуется.

— Ты там с семьей живешь?

— С семьей. С дочкой, с ее мужем и с внуками.

— С Леной, — сказала Серафима Сергеевна.

— С Леной, — повторил он. — Сын уехал на Восток, стал там дизелистом, уже свою семью завел. Иногда пишет нам с Леной, он к Лене привязан сильно, моя жена умерла в прошлом году, а перед тем несколько лет тяжело болела.

Тогда, в то памятное пасмурное утро, Лена проводила Симу на вокзал. Стояла на перроне, тоненькая, не по годам вытянувшаяся, смотрела снизу вверх темными, отцовскими глазами. Сима стояла у окна. Лена что-то сказала. Сима не расслышала, поезд медленно тронулся, Лена побежала по перрону, вдоль поезда, не отрывая глаз от окна, в котором стояла Сима. Потом скрылась из виду, как не было ее никогда.

Сима отвернулась от окна, опустила руку в карман, нащупала что-то твердое, круглое, то были три вареные картошки, обернутые в листок, вырванный из тетради.

Когда она вернулась в Москву, мама спросила:

— Как, увидела, кого хотела?