— Она артистка, — ответила Серафима Сергеевна. — Нет, нет, — она предвосхитила следующий вопрос. — Совсем неизвестная, на самых маленьких ролях.

— В каком театре?

Она назвала театр, хорошо известный и любимый москвичами.

— Быть артисткой такого театра — большая честь, — сказал он.

Она повторила:

— Вася никому не известна, вряд ли тебе приходилось слышать о ней.

— Как ее фамилия?

— Костомарова.

— В самом деле, не слышал, — признался он.

После окончания училища Васю приняли в этот театр, славный своими традициями. Ее учитель, один из режиссеров театра, постарался взять Васю к себе.

С самого начала было ясно: есть бесспорная, так называемая сценическая внешность, превосходные данные, и больше ничего.

Она не умела двигаться, не владела своим голосом, на сцене держалась как деревянная. Главный режиссер театра — знаменитый старик, из породы тех долго не блекнущих стариков, которыми был славен театр, увидев ее на сцене, закрыл лицо обеими руками.

— Боже мой, да что же это такое?

Однако ей хотели было поручить главную роль в новом спектакле, внешне она подходила по всем статьям, но после нескольких репетиций режиссер, изрядно побившись с нею, изрек утомленно:

— Вряд ли что-нибудь у нас получится…

Вася плакала, обвиняла всех в интригах, в дьявольских кознях.

— Мне просто завидуют всякие бездари и уроды…

Серафима Сергеевна страдала за нее, а отец, несмотря на свою любовь, говорил:

— Поверь, девочка, пока не поздно, надо менять профессию.

— Ни за что! — кричала Вася. — Я еще докажу вам всем, чего я стою!