«Вы проиграли войну! Ваш преступный фюрер бросает в бой все новые войска, уже взялся за детей и за стариков, но ничего у него не получится, он обречен на поражение, и чем скорее он сдохнет вместе со своей преступной кликой, тем лучше для каждого из вас, тем благотворней для ваших жен и детей, помните об этом, солдаты!»

Теличкин никогда не повторялся. Всегда варьировал свои обращения к солдатам противника. К тому же его произношение играло не последнюю роль, в детстве он жил с родителями в Германии, учился в немецкой школе и сумел потому изучить язык во всех его тонкостях.

— Что он делает? — спросила Серафима Сергеевна.

— В последний раз, когда я его видел, он сказал, что работает в Рязани, на заводе, в многотиражке. Кроме того, регулярно выступает по заводскому радио.

— Это по нем, — одобрила Серафима Сергеевна.

— Он о тебе спрашивал, — сказал комбат.

— Что же ты ему сказал?

— Правду, ничего, кроме правды, давно тебя не видел, ничего о тебе не знаю, ведать не ведаю…

Ей послышался упрек в этих его словах, она взглянула на него, он смотрел в сторону. Несколько шагов они прошли молча.

— Теперь, пожалуй, повернем обратно? — спросил он.

— Пожалуй, — ответила она.

Он взял ее под руку.

— Не поскользнись ненароком.

— Хорошо, буду стараться, — ответила она.

Когда-то, когда она должна была переводить очередной допрос, он произнес эти же самые слова:

«Не поскользнись сегодня ненароком… — И пояснил: — Наши сумели раздобыть „языка“, такой еще ни разу не попадался».

«Чем же он славится?» — спросила Сима.

«Прежде всего, это доктор знаешь откуда? Из Бухенвальда. Не поладил с очередным каким-то штандартенфюрером, и его отправили на Восточный фронт. Я с ним поговорил немного, сразу понял: сутяга, дока, знает все юридические тонкости, может нарочно завести, закрутить, так что будь повнимательней».

«Это ты скажи майору Петрицкому», — сказала Сима.

Майор Петрицкий, красивый, молодцеватый, но, как считала Сима, не самый умный из всех майоров мира, проводил допрос.