Серафима Сергеевна улыбнулась.

— Я что-то не то сказал? — спросил он.

— Ты когда-то говорил: когда люди начинают хаять молодежь и хвалить прошлое, это означает, что они состарились.

— Разве? Что-то я не припомню, чтобы я говорил так.

— Именно так ты говорил, — сказала Серафима Сергеевна. — Я хорошо помню.

Она дивилась собственной памяти, ведь столько лет миновало, а кажется, ничего не забыла, решительно ничего…

— Кого-нибудь из наших видел за эти годы? — спросила она.

— Почти никого, хотя несколько раз довелось повстречаться с капитаном Теличкиным. Помнишь его?

— Конечно, помню. Где ты его видел?

— Возле Большого театра. Специально приезжал в Москву на встречу. К слову, тебя там ни разу не видел.

— Да, я туда не ходила.

Он посмотрел на нее, приподняв бровь, и она поняла: угадал, почему она не появилась ни разу на встрече фронтовиков.

— Боялась? — Он почему-то понизил голос, словно не хотел, чтобы кто-то услышал его.

Она не скрыла от него правды:

— Да, боялась. Тебя боялась видеть.

— Я так и думал.

— Как Теличкин? — спросила Серафима Сергеевна.

Лицо комбата оживилось:

— Потолстел, глаза заплыли. А голос все тот же, командирский.

Капитан Теличкин славился на весь седьмой отдел своим голосом: