— Это еще что такое? — спросил он.

— Есть такие люди, большей частью врачи, они все понимают без слов.

— Я хорошо знаю тебя, — просто сказал он. — Знаю и хочу, чтобы тебе полегче жилось.

«Если бы ты жил со мной, мне было бы легко, — подумала она, — мне было бы легко, защищенно, тепло, потому что только с тобой я могла бы быть счастливой…»

На миг закрыла глаза. Снова увидела Лену, такой, какой она была тогда, когда провожала ее на гатчинском вокзале. Нет, все произошло так, как и должно было произойти, не иначе. Все верно, до самого конца.

— Однако, — комбат глянул на часы, — осталось семь минут, пошли обратно.

Он стал возле окна, в вагоне хотел было открыть стекло, но не сумел, окно не открылось, очевидно, в вагоне действовал кондиционер.

Серафима Сергеевна снизу вверх смотрела на него. И он тоже смотрел на нее, очень серьезно, сдвинув брови, слегка прикусив нижнюю губу, так он всегда делал раньше, когда крепко задумывался над чем-либо.

Вагон качнуло, потом весь состав медленно, неотвратимо стал двигаться. Комбат поднял руку, и Серафима Сергеевна тоже подняла руку.

— Будь здоров, Вася! — крикнула громко, но, кажется, он не слышал, стекла были крепко закупорены.

Губы его шевельнулись, он тоже говорил что-то, неслышное ей.

Она шла вровень с вагоном, поезд все убыстрял ход, комбат внезапно исчез, потом мгновенно появился в тамбуре, позади давешней проводницы, строго обернувшейся к нему.

Но он даже не глянул в ее сторону, громко кричал что-то, уносимое ветром. Серафима Сергеевна уже почти бежала, постепенно отставая от вагона, а он все кричал и кричал ей.

И все-таки ей удалось услышать:

— Я напишу тебе, Махоркин…

МИСС УЛАНСКИЙ ПЕРЕУЛОК

МИСС УЛАНСКИЙ ПЕРЕУЛОК

— Знаешь, что, по-моему, важнее всего? — спросил меня Любимов и, не дожидаясь моего ответа, сказал: — Важнее всего знать, что тебя ждут. Чтобы ты был уверен, что тебя ждут, как…

Он замялся в поисках нужного слова.

— Что тебя ждут, как соловей лета, поняла?