Осуществлялась также партийная проработка узбекистанских руководящих кадров. По поручению Ю. В. Андропова, заведующий партийно-организационным отделом ЦК КПСС в августе 1983 года Е. К. Лигачев провел жесткую беседу с Рашидовым, в ходе которой обсуждался вопрос о коррупции в Узбекистане и о его личной ответственности за разложение кадров… Рашидов несомненно ушел от меня в большой тревоге[1525]. Через два месяца, 31 октября 1983 года газеты сообщили о скоропостижной смерти всевластного руководителя Узбекистана Рашидова[1526].
В сентябре 1983 года расследование коррупционных дел в республике было передано в Прокуратуру СССР, где была образована следственная группа во главе со следователем по особо важным делам Т. Х. Гдляном. Эта же группа вела следствие и по «хлопковому делу». К уголовной ответственности были привлечены тысячи людей. Т. Х. Гдлян позднее напишет: «в организованные руководством Узбекистана и центра преступления было втянуто огромное количество трудящихся. Из них тысячи и тысячи уже осуждены к различным мерам наказания. В их числе бригадиры, агрономы, председатели колхозов, директора совхозов и другие специалисты низшего звена управления, чьим трудом и знаниями выращивался хлопок. Справедливо ли это? Из многих взятки вымогались фактически насилием… Вместо того, чтобы разобраться в первопричинах этих преступлений с феодальным душком, отличить матерых организаторов от бессловесных рядовых исполнителей и дифференцировано подойти к судьбе каждого человека, ставшего винтиком коррупционного механизма, формально — бюрократическая машина правоохранительных органов без особого разбора, с хрустом прошлась по их судьбам»[1527].
Следует, однако, заметить, что следствие велось с позиций политической ангажированности. Априори считалось, что все руководящие работники взяточники, а коррупционную пирамиду возглавляет сам первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана Рашидов. Поэтому и следствие велось таким образом, чтобы «выбить» показания от арестованных на руководителей республики, и даже на ответственных работников ЦК КПСС.
Однако «узбекское дело» имело и другой аспект, который тогда был проигнорирован. «Он свидетельствовал: московские власти, — пишет Р. Г. Пихоя, — многие десятилетия мирились с тем, что часть средств союзного бюджета распределялась среди местных национальных элит. Москва платила; местные элиты рассчитывались преданностью и послушанием. Со времен Андропова Москва нарушила эту практику. Негласное соглашение было разорвано. Более того, участники сделки из союзных республик были подвергнуты обширным наказаниям и унижениям. Ответ местных элит не замедлил себя ждать: уже в конце 1986 г. впервые пришлось столкнуться с беспрецедентными по силе национальными волнениями, не прекращавшимися до последних дней существования СССР и по политической инерции пережившими СССР»[1528].