Оформление документов бывших военнопленных и беженцев из Польши было закончено в 1924 г. Таким образом, лица, происходящие по рождению из Польши, но не подавшие своевременно заявления об оформлении документов об отправке на родину в порядке репатриации или оптации, считались утратившими право на выезд и являлись подданными СССР[2196]. Представительство Польской республики по делам оптации на территории Сибири 30 января 1924 г. обратилось в Сибревком с просьбой о продлении виз до 15 апреля текущего года своим сотрудникам С. Ф. Ярошинскому, Б. А. Антоновскому и П. А. Пашковскому, которые должны были принять участие в заключительном этапе работы представительства и сдаче дел в Москве дипломатической миссии Польши[2197].
Небольшая часть поляков покинули Сибирь сразу после окончания Гражданской войны, пробираясь на свой страх и риск на восток. Какое-то число гражданских лиц выехало с солдатами 5-й польской дивизии в качестве членов семей военнослужащих, небольшая часть польских репатриантов покинули Томск с латышским и литовским эшелонами в 1920 г.
В Томске репатрианты ждали польский эшелон, который должен был отправиться летом 1921 г., но он отправился только 17 ноября[2198]. В записке уполномоченному Баевскому положение репатриантов оценивалось как «ужасное»[2199]. Вначале 1920-х годов голод охватил около 40 губерний страны. По данным советских властей, в феврале 1922 г. в России голодали до 13 млн чел. Крестьяне, возмущенные политикой продовольственной разверстки, поднимали восстания. Крупнейшее по числу участников восстание вспыхнуло в Западной Сибири. Таким образом, эвакуация польского населения проходила в сложных условиях. О том, что беженцы сталкивались с серьезными препятствиями при выезде на родину, 6 мая 1921 г. сообщал в своем письме лидер польских коммунистов Томска Булянда, который задавал вопрос о сроках возможного выезда беженцев из Сибири. По его словам, половина беженцев не имела «беженских документов», а Губэвак не регистрировал на выезд тех, кто не имел документов за 1914–1916 гг.
В ответ на письмо представитель российско-украинской делегации 9 июня 1921 г. сообщал, что первый эшелон с беженцами выедет из Сибири в августе, что все недоразумения насчет беженцев решены, а Центрэвак разработал инструкции, которые были отправлены Губэвакам[2200]. В августе 1921 г. в административный отдел Центрэвака поступило письмо из Тюменской губернии от начальника Губэвака с просьбой «о немедленной разгрузке беженцев и эмигрантов Тюменской губернии». В письме отмечалось, что губерния «переживает ужасный кризис без продовольствия», в Ишимском и Ялуторовском уездах поля уничтожены «бандитами». Беженцы из деревнь переселялись и скапливались в городах, требуя отправки на родину. В губернии насчитывалось на то время 18 тыс. польских беженцев, регистрация их не была завершена, т. к. отсутствовали сведения из 17 волостей Ялуторовского и 8 волостей Ишимского уездов, где «находились банды». Далее в письме отмечалось, что «банды силой оружия выгоняют беженцев под видом на родину». Местные власти выражали опасения, что репатриация беженцев может затянуться до зимы, «а 75 % беженцев раздеты и разуты». Настаивая на «немедленной разгрузке беженцев и эмигрантов Тюменской губернии», начальник Губэвака просил разрешения на отправку их «без визы Польской комиссии, ибо в Москву далеко, а когда прибудет Польская комиссия, неизвестно, для визы надо пять недель» [2201].