Всем известно, как Горький восхищался Бяликом. Ничем не увенчались усилия присяжных обвинителей из Евсекции, для которых Бялик был никем иным, как контрреволюционеров. В последние годы Горький избегал деятельности в защиту сионизма и преследуемого иврита, видно, сдался и принял официальную партийную позицию. Но во всех случаях, когда речь касалась лично Бялика или же какой-нибудь просьбы, которая исходила от него, Горький всегда собирался с силами и передавал такую просьбу по необходимым каналам наверх. Горький публично заявил в России, что Бялик гений в поэзии и это позволило многим говорить о Бялике, то, что они действительно думали, и при этом руководители Евсекции не могли их обвинить. Это он дал возможность Бялику и вместе с ним нескольким другим ивритским писателям спасти свою жизнь и свое творчество. И с его помощью и при содействии Бялика удалось спасти многих людей, осужденных на тяжёлые сроки российскими властями. И не было почти ни одного случая, чтобы не удалось Бялику при помощи Горького добиться желаемого. Не исключено, что во всех этих случаях играл роль не только Горький, но имя Бялика, у которого было много почитателей среди русской интеллигенции. Так или иначе, немало людей было спасено с помощью Бялика и Горького от страданий и даже от смерти. Я хочу рассказать об одном из таких случаев, так как по воле судьбы, и я оказался причастным к такому делу, но лишь как пассивный свидетель.
Дело было в те дни, когда преследования раввинов в России приняли широкий размах[159]. Поступали пугающие тревожные вести о <…> преследование религии и изучения Торы в частности. Рассказывали о страшных фактов тяжёлых и жестоких приговоров за изучение Пятикнижия с детьми и даже просто за изучение иврита, за обрезание младенцев, родившихся в семьях коммунистов, и так далее.
<…>
Я получил заказное письмо на моё имя под одной общины из Тель-Авива. Я тогда жил в Каунасе, бывшем в то время столицы Литвы. В этом письме лежал 2 конверт, а в нём большое письмо, написанное по-русски. К этому письму была приложена записка от имени общины в Тель-Авиве и в ней было сказано следующее:
«Мы берем на себя смелость побеспокоить вас и передать вам приложенной к нему письмо, в котором идет речь о спасении человеческой жизни. Так как любой письмо, поступающие в Россию прямо из Израиль, вызывает там сомнения и подозрения, можно, поэтому, опасаться того, что это письмо не дойдёт до дорогого нам адресата или придёт слишком поздно и найдёт еврейскую душу уже ушедший из мира сего. Поэтому мы решили послать это письмо обходным путём, через Каунас, Чтобы избежать любого доносы подозрения, и, быть может, нам удастся таким образом спасти эту душу. Мы просим Вас, не упуская ни минуты, препроводить это письмо адресату как можно скорее…»