С другом и переводчиком Х. Н. Бялика, выдающимся еврейским политическим и общественным деятелем и крупным русским публицистом Владимиром (Зевом) Жаботинским у Горького были весьма сложные по своей структуре отношения. Горький, приметив Жаботинского в массе молодых публицистов, стал активно продвигать его провокативные литературные произведения. Например:

Через свое издательство «Знание» Горький лично распространяет почти весь запрещенные цензурой тираж поэмы Жаботинского об убийце Марата «Бедная Шарлотта» [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 13, 14].

Через свое издательство «Знание» Горький лично распространяет почти весь запрещенные цензурой тираж поэмы Жаботинского об убийце Марата «Бедная Шарлотта» [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 13, 14].

Отметим так же, что Жаботинский в молодости был довольно последовательным социалистом, начавшим свою деятельность еще в Италии, в газете «Avanti!», а затем в русских «Жизни» или «Освобождении» [КАЦИС (V)]. До 1903 года он даже являлся членом Одесского комитета РСДРП, но затем вышел из этой партии. Таким образом, они с Горьким весьма сходились в политико-миро-воззренческом плане. Что же касается еврейской «ноты», то именно Жаботинский открыл в 1910-х годах для Горького поэзию Бялика. Он сумел, во многом благодаря совместной работе с автором стихов, столь блестяще перевести его на русский язык[165], что Бялик стал любимым современным поэтом Горького.

Трогательно <звучит> своей искренностью и беззащитной наивностью первое письмо <Жаботинского> к Горькому. К самому знаменитому тогда в России и европейски известному писателю обращается 23-летний молодой литератор, <у которого, однако,> имеется уже солидный стаж литературной работы. <…> В 18 лет Жаботинский стал корреспондентом двух одесских газет — сперва в Берне, потом в Риме. Вернувшись в 1901 г. в Россию, становится ведущим фельетонистом «Одесских новостей» — ежедневной газеты, издававшейся с 1884 по 1917 г. Отличавшиеся злободневной тематикой фельетоны Жаботинского из жизни еврейской «черты» имели большой резонанс и тяготели к широким обобщениям. Но он чувствует в себе призвание писателя, тяготиться газетной поденщиной, мечтает о серьёзной литературной работе, надеясь, что некоторые «местных» фельетонов имеют более широкий масштаб и могут составить книгу. С этим предложением он обращается Горькому [ВАЙНБЕРГ (II). С. 285–286]. Жаботинский В. — Горькому М. 28.07.1903, Одесса. Многоуважаемый Алексей Максимович, после долгих колебаний решаюсь послать вам как руководителю товарищества «Знание»[166] сборник моих фельетонов с просьбою издать их отдельно. Я попал в газету и никогда, по-видимому, не вырвусь. Поэтому лица, прежде предсказывавшие мне хорошие вещи, теперь думают, что я погиб. Я не хочу так думать, потому что знаю, что на иные из моих фельетонов я просадил много страсти и бешенства. Мне было бы больно примириться с тем, что они за свое газетное происхождение обречены забвению. Не откажите пробежать некоторые из них: может быть, Вы тоже найдете это несправедливо. Характерными считаю: «Древле», «Рыжик», «Два предателя», «Хуже Иуды», «Караморий». Вы их найдете в начале. Я пишу впопыхах, накануне отъезда за границу[167]. Я не успел окончательно всё просмотреть и устранить все слишком «местное» из этих статей. Но это легко было бы сделать в корректуре, если бы в принципе за тов<арищество> «Знание» приняло сборник. Прошу не отказать мне в ответе[168] по адресу: Одесса, Полицейская, 30, Терезе Евгеньевне Жаботинской. Она перешлёт мне, в Базель. Глубоко Вас уважающий Владимир Жаботинский (Altalena[169]), сотр<удник> «Одесск<их> Нов<остей>» [ВАЙНБЕРГ (II). С. 292, 294].