Письмом от 18 февраля 1900 г. (Ялта) Антон Чехов переслал просьбу брата сестре Маше, сделав нижеследующую приписку:

Пожалуйста, возьми его рассказ и передай Фейгину или Коновицеру. Скажи им, что Александр за беллетристику получает 10–15 к. за строчку.

Будь здорова. У нас всё благополучно. Мать кланяется.

Твой Antoine [ЧПСП. Т. 9. С. 57].

При сопоставлении публичной и сугубо частной информации о личности Антона Павловича Чехова возникают два совершенно разных его образа: репрезентативный и интимный. В первом случае это компанейский, красивый, обходительный, даже, более того, притягательный к своей особе человек, умница и выдающийся писатель — см. его традиционные литературные портреты и [ЧВС]; во втором — желчный острослов, не брезгующий матерщиной и скабрезностями, расчетливый литературный зубр, циничный сексист и, к концу жизни, болезненный ипохондрик — см. [ЧПСП].

Добавим к вышесказанному, ибо это прочитывается из всего корпуса чеховской переписки, что евреи были постоянно имплицированны[199] в подсознании писателя — и как народ, и как отдельные его представители. Так, например, в письме из Ялты от 14 февраля 1900 г. он шутил поводу присланных Ольгой Книппер личных фотографий:

Другая тоже удачна, но тут Вы немножко похожи на евреечку, очень музыкальную особу, которая ходит в консерваторию и в то же время изучает на всякий случай тайно зубоврачебное искусство и имеет жениха в Могилёве [ЧПСП. Т. 9. С. 51].

Своих такс Чехов назвал Бром Исаевич («Бром») и Хина Марковна («Хина»). Или сокращённо: Исаич и Марковна. Он писал 16 (28) апреля 1898 г. сестре из Парижа:

Милая Маша, передай Хине Марковне, что я сегодня завтракал у Марка Матвеевича Антокольского [ЧПСП. Т. 7. С. 202].

Из воспоминаний Ивана Бунина о Чехове:

По берегам Черного моря работало много турок, кавказцев. Зная то недоброжелательство, смешанное с презрением, какое есть у нас к инородцам, он не упускал случая с восхищением сказать, какой это трудолюбивый, честный народ [БУНИН. С. 197].

«Недоброжелательство, смешанное с презрением», о котором, имея в виду «нас», т. е. русских, говорит Бунин, относятся к тому, что сегодня принято называть национальной ментальностью, т. е. выражают не столько индивидуальные установки личности, сколько внеличную сторону общественного сознания, будучи имплицированы в языке, ‹…› обычаях, традициях и верованиях [ГУРЕВИЧ А.Я.].

Добавим к этому, что татары, тем более крымские, в ту эпоху участия в каких-либо культурных и интеллектуальных сферах российской общественной жизни не принимали. Отсюда, скорее всего, и проистекает чеховское умиление на их счет: люди простые, бесхитростные, работящие. А вот славящиеся не только своим трудолюбием, но и интеллектом, немцы — народ, внесший огромный вклад в развитие русской науки, культуры и самой российской державности и, конечно же, во всем успешно конкурирующий с русскими, у Чехова, как видно из его письма А. С. Суворину от 24 или 25 ноября 1888 г. (Москва), вызывают неприязнь: