Твой Левитан. ‹…›

Искусствовед Петр Гнедич[330] пишет в своих воспоминаних:

Один раз Чехов сказал мне: — Ах, были бы у меня деньги, купил бы я у Левитана его «Деревню», серенькую, жалконькую, затерянную, безобразную, но такой от нее веет невыразимой прелестью, что оторваться нельзя: всё бы на нее смотрел да смотрел. До такой изумительной простоты и ясности мотива, до которых дошел Левитан в последнее время, никто не доходил до него, да не знаю, дойдет ли кто и после [ЛЕВИТАН. И. С. 136].

Глава VIII. «Глубинный Чехов»: опыты интерпретации

Глава VIII. «Глубинный Чехов»: опыты интерпретации

В настоящей главе в качестве примеров интерпретации и «глубинного» литературоведческого прочтения Чехова представлены работы историков литературы Елены Толстой [ТОЛСТАЯ Е.] и Савелия Сендеровича [СЕНДЕРОВИЧ (I)] о рассказе «Тина», а в нижеследующем Приложении репрезентируется статья Генриетты Мондри — о рассказе «В усадьбе» [MONDRY (I)].

Чехов сознательно был направлен на уяснение жизни как смысла, но не на причинное объяснение, а на описание, экспликацию сущности явлений жизни. Иначе говоря, он был, прежде всего, феноменологом. Мы находим отраженной в содержании его художественных текстов обширный спектр субъективных значений мотива, тем не менее каждое появление мотива являет непосредственную и глубокую интерпретацию некоторых наблюдаемых писателем феноменов жизни [СЕНДЕРОВИЧ (I) С. 329–330]

Однако для рядового читателя расшифровать «обширный спектр субъективных значений мотива» явно не под силу, для герменевтического прочтения текстов ему нужны особого рода навыки ученого-текстолога. Более того, провокативная актуальность целого ряда чеховских текстов — эта, образно говоря, «активная поверхность», подчас закрывает и затрудняет проникновение вглубь, в те слои чеховского повествования, где сталкиваются и пересекаются самые разные субъективные значения его мотива. Например, иронические коннотации в адрес юдофобов у Чехова звучат неявно, завуалировано, а сарказм и гротеск в описаниях евреев — резко и отчетливо. По этой, в частности причине:

Позиция Чехова в «Тине» выглядит отчетливо полемической, совпадая с самыми крайними антисемитскими позициями [ТОЛСТАЯ Е. (II). С. 50].

Такой ее увидели современники — в большинстве своем, в первую очередь, конечно, читатели с «еврейской улицы», и среди них столь искушенные в литературной критике, как Владимир (Зеев) Жаботинский, отозвавшийся о «Тине» крайне неприязненно:

Это анекдот… настолько пошлый по сюжету, что и двух строк не хочется посвятить его передаче. Где это Чехову приснилось? Зачем это написалось? — Так. Прорвало Иванова, одного из несчетных Ивановых земли русской [ЖАБОТ].