Как твое здоровье?

Ничего у меня не выходит из моих намерений — думал поехать отдохнуть к тебе в Ялту, а пришлось заниматься разными делами. Устаю от школы. Устаю от работ, бросить которые в то же время не могу, как говорит твой Тригорин, ибо всякий художник — крепостной. Ну, как же ты себя чувствуешь? Писал к Морозову[325]? Родной мой, ей богу, я просто не могу говорить с Морозовым о займе, не могу, лопни глаза; самое простое, самому тебе сказать ему, и моментально все и будет сделано.

Бываю часто у твоих. Все бодры. Кстати, видел в театре m-me Немирович, просила сказать тебе, что она пятый раз смотрит «Чайку» и с все более и более захватывающим интересом. Видел и Ленского. Он тоже в восторге и от пьесы и от постановки. Каково? Это что-нибудь да значит!

Ну, будь здоров. Пошли тебе господь всего…

Твой Левитан.

11 января 1900 г. (Москва):

Добрался я благополучно, Антон Павлович, только лишь около Ай-Тодора покачало, знаешь, этак на совесть, но все обошлось без последствий. В вагоне я был все время в обществе ‹…› очень интересного князя Ливена[326]. Этот последний необыкновенно интересный и образованный господин. Это любопытный тип вообще. Думаю, что тебе крайне интересно будет поближе узнать его. Стоит.

На днях выберу время и справлюсь относительно иллюстраций к твоим рассказали. Краски для Средина[327] вышлю на днях.

Здесь холод адский и мерзость.

Перестал злиться? У, бука!

Привет матери твоей.

Марья Павловна выехала?

Всего лучшего.

Душевно твой

Левитан.

7 февраля 1900 г. (Москва):

Как себя чувствуешь, господин почетный академик?[328] ‹…› Хоть я и простой академик, но тем не менее я снисхожу к тебе, почетному, и протягиваю тебе руку. Бог с тобою.

Прилагаю вырезки из одного немецкого журнала — лечение туберкулеза; может быть, найдешь интересными.

Иллюстратора для тебя не нашел; решительно, при внимательном рассмотрении — никого нет. Пастернак занят. Врубель будет дик для тебя.

Пребывание мое в Крыму удивительно восстановило меня — до сих пор работаю этим зарядом. ‹…›