Он замолкает на время как бы для того, чтобы восстановить в памяти все подробности случившегося, и молча курит, уставившись глазами в одну точку.

— В лекарстве отпала надобность, но Бертен опять приносит мне маленький конвертик. «Я перед вами в большом долгу, — говорю я ему. — Но больше не могу быть вашим курьером. Это дело противозаконное, вы же знаете...» — «Скажи пожалуйста! — говорит он. — С каких это пор оно стало противозаконным? Не с того ли момента, когда ты получил, что требовалось, а?» Он, конечно, был прав по-своему, но я тоже был по-своему прав и еще раз заявил, что не могу больше служить ему курьером. «Ты что, боишься?» — спрашивает Бертен. «Боюсь, конечно, как не бояться», — говорю. «И ты вообразил, что, отказавшись делать мне услуги, обезопасил себя на всю жизнь?» — не отстает он от меня. «Ни к чему мне соваться в такие дела», — ответил я. «Да ты, — говорит, — уже погряз в этих делах по самые уши, тебе вовек не выкарабкаться». Тут он отпирает стол, вытаскивает какую-то плоскую коробку и подает ее мне. «Вот, полюбуйся, — говорит, — это записи разговоров, которые мы вели, когда я вручал тебе письма. А на снимках запечатлены моменты, когда ты вручал эти письма в Стамбуле. И можешь не сомневаться, человек, которому ты их вручал, вашим хорошо известен. Можешь не сомневаться: коробка, которую ты сейчас видишь, через четверть часа может оказаться в руках милиции». — «Вы этого не сделаете, — говорю я. — Вам это ни к чему». — «Верно, — отвечает. — Но только до тех пор, пока мы можем на тебя рассчитывать. А как только ты окажешься лишним, нам ничего не стоит пустить тебя в расход. Я — иностранец. Уехал, и дело с концом. А на следующий день ты тоже уедешь — в тюрьму».

Он нервно гасит сигарету в пепельнице и продолжает:

— Крепко зажал меня этот Бертен, раскрыв передо мной все карты. А напугав основательно, начал успокаивать. «Значит, ты боишься, что тебя схватят? — говорит. — Ладно, войду в твое положение, не будет больше писем. Впредь не письма будешь возить, а пуговку — вот такую коричневую пуговку, пришитую к куртке. Ну если и это опасно, тогда уж не знаю!» И еще: «Тебе небось кажется, что ты творишь бог весть что? Да если мне нужно что-нибудь передать, я и без тебя передам — есть посольства, дипкурьеры, десятки способов... Ты человек полезный, отрицать не стану, но не воображай, что незаменимый. К тому же ты мне так задолжал за лекарство, что тебе и в пять лет не расплатиться. Ну ладно, считай, что ты мне уже не должен. Больше того: считай, что впредь твой дополнительный труд будет оплачиваться особо». — «Да, говорю, — пока меня не схватят. Когда таким делом занимаешься регулярно, все равно схватят, рано или поздно». А он мне в ответ: «Мы, — говорит, — умеем беречь людей. Это долго не протянется. А в случае, если возникнет малейшая опасность, мы перебросим тебя тут же, вывезем и тебя, и твою семью».