С истинным высокопочитанием и глубокою преданностию, честь имею быть Вашего Высокопревосходительства Милостивого Государя покорнейший слуга Николай Полевой880.
Присланная статья, судя по всему, вполне удовлетворила заказчика. По крайней мере она была передана в «Северную пчелу» и была напечатана там без каких-либо изменений.
Отношение Бенкендорфа к Полевому хорошо характеризует его частное письмо, с которым 8 февраля 1832 г. он обратился к Полевому по поводу публикации в «Московском телеграфе» (1831. № 16) рецензии на брошюру «Горе от ума, производящего всеобщий революционный дух, философически-умозрительное рассуждение, сочинение S.». Бенкендорф утверждал, что данная рецензия – «это не литература, а совершенное суждение о высшей политике», что в ней Полевой утверждает, «что революции необходимы и <…> польза революций очевидна для потомства» и что «только непросвещенные мыслители могут жаловаться на бедствия, происходящие от оных!» Он писал: «Я не могу не скорбеть душою, что во времена, в кои и без ваших вольнодумных рассуждений юные умы стремятся к общему беспорядку, вы еще более их воспламеняете и не хотите предвидеть, что сочинения ваши могут и должны быть одною из непосредственных причин разрушения общего спокойствия. Писатель с вашими дарованиями принесет много пользы государству, если он даст перу своему направление благомыслящее, успокаивающее страсти, а не возжигающее оные»881. Одновременно Бенкендорф в официальном отношении министру народного просвещения К. А. Ливену указал, что Полевой и издатель журнала «Телескоп» Н. И. Надеждин распространяют «идеи самого вредного либерализма»882.
В ответном письме от 21 февраля Полевой писал:
Ваше Высокопревосходительство Милостивый Государь! Горестно было бы получить письмо, которым Ваше Высокопревосходительство удостоили сообщить мне замечания Ваши об одной статье «Телеграфа», если бы не видел я из того же письма, с каким снисходительным вниманием Вы изволите различать неумышленную ошибку, или недоразумение, от виновной злонамеренности, и как отечески храните не только честь, но даже спокойствие самого незначительного человека, хотя все дает повод обвинить его по наружности. – «Велик и благодетелен Монарх, достоин Монарха сановник Его!» – таковы были чувства мои по прочтении письма Вашего Высокопревосходительства. В грустном молчании долженствовал бы я внять Вашим замечаниям и составить из них правила для себя на предбудущее время; но слова Вашего Высокопревосходительства «желал бы я иметь ваше объяснение, с какою целью, с каким намерением вы позволяете себе печатать столь вредные мнения для общего блага» – заставляют меня отнестись к Вам с моею покорною просьбою. Подобного объяснения я имел счастие испрашивать в бытность Вашу в Москве и готов представить его Вам, не как обыкновенному блюстителю порядка, но как Сподвижнику Великого, обожаемого мною Государя, человеку души высокой и истинно-благородной, Мужу государственному, для которого не существует ничто мелкое и низкое. Все мысли мои так чисты, вся жизнь моя так оправдывает меня, что объяснения с Вашим Высокопревосходительством я не только не страшусь, но желаю, как ручательства за свое доброе имя и спокойствие, мое и многочисленного моего семейства. По собственным делам моим на сих днях я отправляюсь в С. Петербург. Позвольте мне, Ваше Высокопревосходительство, лично предстать в С. Петербурге к Вам, позвольте говорить с Вами прямо и откровенно. Если после того Ваше Высокопревосходительство не продолжите Вашего ко мне уважения – я готов подвергнуться всякому наказанию. С истинным, глубоким почтением и совершенною преданностью честь имею пребыть Вашего Высокопревосходительства Милостивого Государя покорнейший слуга Николай Полевой883.