Во все века художники если об этом точно не знали, то явно догадывались. Тициан нарушал границы рамы, когда писал руку своего героя, лежащую как бы вне изображения, на той его части, что сливалась с рамой. «Обманки» XVII века не только играли с иллюзорными возможностями живописи, но и заставляли зрителя поверить в то, что даже самая банальная вещь вроде доски с карманами для писем и бумаг, будучи помещенной в раму, может стать произведением искусства. Самая загадочная вещь этого жанра, изображение обратной стороны картины (грубый холст, несколько надписей, части подрамника), говорит о том же: вне рамы – пространство реальной жизни; внутри, каким бы обыденным ни было изображение, – пространство искусства. Особенно все это занимало художников ХX века – что только они не помещали внутрь рамы! То холст, по которому пропустили подожженный бикфордов шнур, то коллаж из каких-то грязных газетных обрезков, а то и вовсе увеличенный фрагмент комикса засунут. Но работает все это по одному сценарию: если в раме, значит, вне реальности.

Несмотря на явно семиотический дизайн выставки (чего стоит только «рама в раме»), кураторы выставки в Русском музее рассказывают не только об этом. Они «представляют широкому зрителю общую картину развития художественных рам в России с XVIII до начала XX века». Дело серьезное и очень похвальное. Русские художники знали толк в рамах и их воздействии на публику. Вот вроде бы идеальный романтик Орест Кипренский, а, выбирая богатую резьбой толстенную раму для портрета, писал, что именно в ней он будет смотреться «весьма прилично». Большой специалист по спецэффектам, Василий Верещагин тоже рам не гнушался: на его посмертной выставке вообще было не понять, чего больше по удельному весу – живописи или обрамляющих ее тяжелых золоченых рам. Но даже самый что ни на есть верный такому позитивизму зритель нет-нет да и ловит себя на попытке вглядеться в белую пустоту внутри рамы. Он знает, что там ничего нет, но рама, рама как функция диктует свои законы.

Вообще-то все другие музеи должны локти кусать от зависти. Идея витала в воздухе, у других и коллекции этих самых рам куда богаче, чем у Русского музея, но выставку такую сделал только он. И забил тему – теперь про рамы уже не сделаешь. Зато Русский музей может праздновать победу – такие красивые, чистые по идее и к тому же малозатратные проекты выпадают редко. Особо зрелищным его, правда, не назовешь, но попасться на удочку его привлекательности могут и самые что ни на есть большие эстеты, и ученые-семиотики, которые так много чего понаписали о рамах и границах, и знатоки антиквариата, и случайный посетитель, завороженный видом светлых чистых музейных залов с пустыми рамами по стенам. Главное, что на этой выставке думать придется больше, чем смотреть.