Вся эта выставка – сплошной vanitas. Особенно любившая этот назидательный жанр эпоха барокко знала толк в искусстве напомнить людям о том, что удовольствия преходящи, жизнь коротка, а смерть неизбежна. То есть Vanitas vanitatum et omnia vanitas – «Суета сует и всяческая суета». Нам, похоже, для того же самого требуются художественные средства посильнее натюрморта с черепом и песочными часами. Потрогать айсберг-убийцу, заглянуть в разинувший рот башмак погибшего пассажира, посмотреть в глаза умершим на фотографиях, где они молоды и прекрасны, получить удар под дых от лицезрения таких конкретных в своей бренности детских вещичек и дамских саквояжей, утонуть в бесконечных строчках, сотканных из имен исчезнувших вместе с «Титаником» людей. Не жизнь, а смерть. Не красота, а угасание. Не блеск, а тлен. То ли еще про Memento mori, то ли уже про Страшный суд.

11 марта 2011

Великий дед

Выставка Павла Леонова, ГМИИ

Павел Леонов хорошо известен в Москве – только в этом сезоне это уже вторая его выставка в столичных залах. Но сам он в Москве толком и не бывал – родился в мохнатом 1920‐м в Орловской области, мотался по всей стране, включая, как водится на нашей с вами земле, тюрьмы и лагеря, воевал, был библиотекарем, пионервожатым, маляром, жестянщиком, работал на стройке и еще бог знает где. Много лет назад осел в деревне Меховицы Ивановской области и носу оттуда не кажет. Его выставляют по всему свету, московские коллекционеры дерутся за его работы, но ему это хоть бы хны. Он – последний, может быть, на этой земле подлинный гений наивного искусства. Но и это ему тоже хоть бы хны.

Говорят, рисовать ему хотелось всегда. Но сперва властный отец не разрешал, потом жизнь не давала, в 1960‐м поступил в Заочный народный университет в Москве (в котором учили по почте), но там протянул недолго. В 1968 году Леонов вернулся к учебе и попал на глаза самому Михаилу Рогинскому – именитому нонконформисту мы должны быть благодарны за то, что ему хватило мудрости не вмешиваться в искусство блистательного самородка, и за точное определение его сути: «Дон Кихот советского времени». Сам же Леонов поучился-поучился да бросил. И пропал. Отыскали его уже только в 1990‐м. Отыскала Ольга Дьяконицына, директор Московского музея наивного искусства, которая сподвигла коллекционеров его покупать, а его самого – писать. Так 70-летний деревенский мужик стал знаменитым художником.

Зеленый остров в виде крокодила, летящие под разлапистыми до неприличия пальмами крошечные самолетики, бьющие из парковых ваз фонтаны, трактора, бороздящие просторы родных полей, огромные трепетные лани и малюсенькие слоны, грудастые девы и граждане в белых парадных одеждах. Так выглядит рай Павла Леонова. В нем все цветет (даже когда зима), в нем все движется (при этом желательно в разные стороны), в нем маленькое и большое равноправно, небо голубое, а люди счастливы тем, что у них есть. Техника служит человеку, животные ласкают его глаз, в деревне Меховицы катаются на самом настоящем колесе обозрения, русские путешественники гуляют по Африке, а на Крайнем Севере опять и опять весна.