«Случай Дитриха» не уникален, но очень показателен. Блестящий копиист, талантливый имитатор, он воплотил в себе идею становления национального искусства через подражание идеальным, но инородным образцам. Это очень XVIII-вековая идея, совершенно невозможная в оголтелом поиске национальной идентичности, охватившем Европу уже через несколько десятилетий. Нам же, прошедшим из-под каблука Петра путь близкий, но все же несколько иной, это тем более интересно. С идеологической точки зрения этой выставке вообще лучше было быть не в Эрмитаже, где вольно или невольно Дитрих сравнивается с его же «оригиналами», а в Русском музее. Эпигонство, возведенное в доблесть, – отличная тема для специалистов по истории отечественного искусства.
8 февраля 2013
8 февраля 2013Товарно-живописные отношения
Товарно-живописные отношенияВыставка «Всё на продажу!», Новый Манеж, Москва
Выставка «Всё на продажу!», Новый Манеж, МоскваВсе, что необходимо знать о месте и смысле вывески в быту русского дореволюционного города, уже сказал Гоголь: «Попадались почти смытые дождем вывески с кренделями и сапогами, кое-где с нарисованными синими брюками и подписью какого-то Аршавского портного; где магазин с картузами, фуражками и надписью: „Иностранец Василий Федоров“; где нарисован был бильярд с двумя игроками во фраках, в какие одеваются у нас на театрах гости, входящие в последнем акте на сцену. Игроки были изображены с прицелившимися киями, несколько вывороченными назад руками и косыми ногами, только что сделавшими на воздухе антраша. Под всем этим было написано: „И вот заведение“».
Этот самый увиденный Чичиковым «Иностранец Василий Федоров» вошел в историю не только литературы, но и отечественного изобразительного искусства как совершенное доказательство инородности вывески как таковой. Наружная реклама, крикливая и навязчивая, аляповатая и откровенная до неприличия, грубая и пародирующая сама себя, должна была отсылать своего зрителя (читай – потенциального покупателя) в дали далекие, за моря-океаны, к молочным рекам, кисельным берегам и аленьким цветочкам. Не прогнивший еще тогда в своей буржуазности Запад подарил восточному соседу идеальный способ подачи товара: вывеска как сплошная метафора. Меньше конкретики, больше абстрактных формул товара и услуг, локальные цвета, простые линии, традиционные шрифты. И в уездном городе, и в столице, обзаведшейся к началу ХX века новомодными универсальными магазинами и заклеенной вывесками и рекламными плакатами так, что, казалось, живого места уже не осталось (на трамваях и пристанях, на всех этажах домов, во всех простенках, на столбах и тумбах), матрица была задана раз и навсегда: «над входом в булочную было принято вывешивать золоченый крендель, в обувном магазине – золотой сапог, громадные часы повисали над часовым магазином…».