О том, какой силы достигло напряжение к началу 1611 г., говорят события, происходившие в это время в Казани. 7 января в город приехал дьяк Афанасий Евдокимов, по-видимому присланный сюда на службу из Москвы[1154]. От него здесь узнали, что власть в городе находится в руках командующего польско-литовским войском А. Госевского, а не Боярской думы, и сама столица фактически оккупирована иноземным войском: пушки с городских стен перенесены в Кремль, литовские люди заняли дворы в Кремле, а их владельцев «ссылали… за Деревянной город», на воротах в Кремле, Китай-городе и Белом городе «стоят литовские люди», по улицам также «ездят на конех литовские люди, а русским людям по утру рано и в вечеру поздо ходить не велят». Одновременно дьяк сообщил, что «королевича под Смоленским нет», а бояре уговаривают патриарха, чтобы он «благословил» целовать крест Сигизмунду III.

Эти рассказы произвели такое впечатление, что «всякие казанские служилые и жилецкие люди» приняли решение разорвать связи с Москвой и перейти под власть Лжедмитрия II. В составленном в связи с этим тексте присяги — «крестоцеловальной записи» — помимо высказываний о повиновении этому правителю читалось: «И от литовских людей нам никаких указов не слушати и с ними не ссылатися и против их стояти и битись до смерти»[1155].

События в Казани, к которой присоединилась Вятка, оказались локальным эпизодом, не вызвавшим каких-либо отзвуков в других русских центрах, тем более что через несколько дней после принятия казанцами такого решения в город пришло известие об убийстве Лжедмитрия II.

Совсем другой резонанс в обществе получило выступление патриарха Гермогена против короля Сигизмунда III и боярского правительства в Москве. Патриарх стоял у истоков освободительного движения в Москве и на территории Замосковного края[1156]. Патриарх, последовательно поддерживавший во время Смуты царя Василия, первоначально разделял вместе с ним его непопулярность. При низложении царя Василия, а затем при избрании Владислава с его мнением не посчитались. Однако отношение к нему стало меняться, когда ход событий стал подтверждать правильность его предостережений, что польско-литовская сторона не станет выполнять взятые на себя обязательства. Патриарх согласился на избрание Владислава с большими колебаниями и лишь при условии, что королевич примет православную веру[1157]. Гермоген обратился к Владиславу с особым посланием, убеждая его перейти в православие[1158]. Во время переговоров под Смоленском польско-литовская сторона дипломатично заявила, что вопрос о крещении — личное дело королевича[1159]. Однако для патриарха и других духовных лиц, несомненно, имело значение, что одновременно Лев Сапега заявил, что Владислав, как христианин, не нуждается в повторном крещении[1160]. Запись споров по этому поводу между Львом Сапегой и Филаретом была послана Филаретом Гермогену[1161], и это не могло не оказать влияния на позицию последнего. В отличие от членов Думы Гермоген не искал сотрудничества с Сигизмундом III: он не просил короля о подтверждении прав патриархии на ее владения[1162].