Если патриарх Гермоген лишь в обшей форме говорил о том, что не следует полагаться на уверения польско-литовской стороны, то создатели воззвания подкрепили эти утверждения конкретными доводами. Подчинившись, подчеркивалось в воззвании, русские люди «в вечную работу и в латинство пошли». Если они не хотят оказаться в порабощении и утратить свою веру, они должны «всею землею общею стати за православную крестьянскую веру, покаместа еще свободны, а не в работе и не в плене разведены».

Одновременно с этим призывом к восстанию ради спасения страны и веры воззвание содержало и обличение находящихся в Москве «предателей крестьянских», которые готовы служить завоевателям «для своего ненасытного грабления». Именно они призывают короля прийти и захватить Москву: «Только, де, не притти самому королю со многими людми к Москве и не вывести с Москвы лучших людей и Московскою, де, землею не владети». Очевидно, планы московских сторонников Сигизмунда III получили огласку, и это способствовало утверждению представления о боярском правительстве в Москве как силе, готовой ради своих корыстных интересов способствовать покорению России захватчиками.

Со сторонниками освободительного движения в Москве было связано появление, по-видимому уже в феврале 1611 г.[1177], еще одного агитационного произведения — «Новой повести о преславном Российском царстве». Ее автор снова (и еще более подробно) обосновывал положения, содержавшиеся в «воззвании смольнян». Как и авторы воззвания, автор «Новой повести» подробно доказывал, что не следует надеяться на то, что Речь Посполитая станет выполнять условия августовского договора, «понеже от давных лет мыслят на наше великое государство все они окаянники и безбожники»[1178]. Вопреки договору в стране находится и разоряет ее иноземное войско, которое одних убивает, а с других взимает «безмерный и неподъятныя кормы», а в Москве иноземный гарнизон притесняет горожан, силой отбирая у них приглянувшееся имущество: посаженный на Казенном дворе «смерд» Федор Андронов пересылает к Сигизмунду «великое царское сокровище», собранное «от многих лет многими государи — самодержцы, великими князи и цари всеа Русии»[1179].

Все это, по мнению автора «Повести», свидетельствовало о том, что Сигизмунд III не только не желает прислать сына в Москву, но «и сам зде жити не хощет». Тяжелым положением, в котором оказалась Россия, когда «извелся» «царский корень» и начались смуты, король хочет воспользоваться, чтобы разорить и поработить Московское государство. Король хочет, говорилось в «Повести», «нас конечно погубити и под меч подклонити, и подружил наши и отроды в работу и в холопи поработити и прижитие наше пограбити». Власть над покоренной и разоренной страной он хочет передать в руки своих «подручников», которые будут собирать для него «дани-обраки всякия тяжкия»[1180].