А. Госевский отдавал себе отчет в том опасном положении, в котором оказалось его войско перед лицом большого и становившегося все более враждебным города. Как рассказывал А. Госевский на переговорах 1615 г. он, «учинивши совет с боярами на Москве, людей созывал многими разы на Лобно», призывая их сохранять спокойствие[1287]. Уговорами, дело, конечно, не могло ограничиться. О других принятых мерах можно узнать из записок офицера гарнизона С. Маскевича. Как он сообщает, А. Госевский еще до начала восстания, «по совету расположенных к нам бояр» (тайных сторонников Сигизмунда III), поспешил разослать находившиеся в столице стрелецкие войска по разным городам, чтобы польско-литовский гарнизон остался единственной серьезной военной силой в Москве[1288]. Посадскому населению было велено под угрозой смертной казни сдать оружие, и стража, стоявшая у ворот день и ночь, осматривала все возы, чтобы на них не провезли в город оружие. Пытавшихся это сделать карали смертью[1289].

Напряжение постепенно нарастало. «На торгу» рыбу, мясо и другие продукты продавали «литовским людям» по все более высокой цене. В «тесных местах» в Деревянном городе начались нападения на отдельных солдат и офицеров[1290]. Особенно сильное беспокойство охватывало польско-литовское войско, когда в Москве на большие праздники собирались массы народа из округи и других городов. Как отмечено в записках С. Маскевича, от Рождества до Крещения все войско стояло в полной боевой готовности, не расседлывая коней[1291].

Эти свидетельства польских участников событий могут быть дополнены рассказом ранее служившего Лжедмитрию ІІ немецкого офицера К. Буссова, который в первые месяцы 1611 г., по-видимому, находился в Москве[1292]. По словам К. Буссова, первое выступление москвичей с протестом против бесчинств польско-литовских солдат и с требованием, обращенным к А. Госевскому и ротмистрам (как лицам, скрепившим свои подписями августовский договор), чтобы они либо «в кратчайший срок добились приезда избранного царя», либо покинули Москву, имело место уже 25 января[1293]. Некоторое успокоение наступило после того, как Госевский обещал «написать его величеству и попросить, чтобы молодой государь был направлен сюда как можно скорее», а затем зачитал московскому «миру» «письмо о том, что его величество избранный царь скоро прибудет в Москву»[1294]. Однако, поскольку за этими заявлениями не последовало никаких реальных шагов, недовольство снова стало возрастать.

Особенно отрицательную реакцию москвичей, по сообщению Буссова, вызвали меры, принятые польско-литовским гарнизоном для обеспечения своей безопасности. Жители столицы говорили, что поведение солдат показывает, что они «хотят подчинить» их «и властвовать» над ними. «Мы действительно избрали польского государя, но не для того, чтобы каждый простой поляк был господином над нами и нам, московитам, пришлось бы пропадать, а для того, чтобы каждый у себя оставался хозяином». Стали раздаваться и такие высказывания об избранном царе, что «если уж он до сих пор не приехал, так пусть и вовсе не является»[1295]. 13 февраля произошли столкновения между солдатами гарнизона и продавцами хлеба на торгу на берегу Москва-реки, и Госевскому с трудом удалось предотвратить перерастание начавшихся беспорядков во всеобщее восстание[1296].