Помощь, однако, запоздала. 2 июня 1611 г. польско-литовские войска взяли штурмом Смоленск. Дети боярские, двигавшиеся на помощь городу, вынуждены были вернуться в Брянск, а затем по приговору «всей земли» направились на земли Среднего Поволжья[1337]. Среди детей боярских, дошедших до Нижнего Новгорода, «бегаючи от гонения литовских людей», были дети боярские Смоленского, Бельского, Дорогобужского, Вяземского и Рославского уездов[1338].

Когда после заключения Деулинского мира Сигизмунд III стал выдавать жалованные грамоты на земли западных уездов, отошедшие под власть Речи Посполитой, то жалованные грамоты Сигизмунда III получил лишь десяток местных владельцев, в то время как смоленская дворянская корпорация насчитывала свыше 1.200 чел. Все дворянство западных уездов Русского государства (за малыми исключениями) предпочло оставить свои поместья, но не подчиняться иноземной власти. Хотя остаться на этих землях местные дети боярские не могли, их восстание, как представляется, сыграло свою роль, задержав королевскую армию на западе страны. Войска, собравшиеся под Москвой, получили передышку для того, чтобы создать верховный орган власти — «совет всей земли» — и принять меры к установлению порядка на землях, оказавшихся под его властью.

События, происшедшие в Москве в марте 1611 г., стали переломными в истории отношений между русским обществом и Речью Посполитой. Теперь уже не было речи о каком-либо соглашении, о возможности возведения польского принца на русский трон. Составленная весной 1611 г. новая крестоцеловальная запись возлагала на русских людей обязательство «королю и королевичу креста не целовать и не прямити ни в чем, никоторыми дели… короля и королевича польского и литовского на Московское государство и на все государства Российского царствия не хотеть»[1339]. В сознании русского общества утвердился образ поляка как иноверца-захватчика. Грамоты, рассылавшиеся по стране новыми властями, «советом всей земли», рисовали картину страшного разорения Московского государства «вечными врагами и богоборцами, литовскими людьми». Они «Московское государство выжгли и высекли, и божия святыя церкви разорили и чудотворные мощи великих чудотворцев московских обругали, и раки чудотворных мощей разсекли… и в церквах для поругания лошади поставили»[1340]. Такая картина разорения страны, сопровождавшегося поруганием чтимых святынь, прямо приводила к выводу, что единственный возможный тип отношений в данной ситуации — это взяться за оружие, чтобы изгнать польско-литовские войска из страны.