На другой день подсудимые, числом пятнадцать человек, предстали перед трибуналом. В эту группу вошли пять вождей умеренной партии – Дантон, Эро де Сешель, Демулен, Филиппо и Лакруа; четыре депутата, обвиненные в подлоге, – Шабо, Базир, Делоне и Фабр д’Эглантин; оба шурина Шабо, братья Фрей; поставщик д’Эспаньяк; несчастный Вестерман, обвиненный в лихоимстве и в сообщничестве с Дантоном; наконец, два иностранца, друзья обвиненных, испанец Гусман и датчанин Дидерихс. Комитет имел целью смешать умеренных с лихоимцами и иноземцами и этим доказать, что умеренность есть продукт недостатка республиканской доблести в соединении с обольщениями золотом иноземцев.

Толпа на этот процесс сбежалась громадная. Дантон своим присутствием пробудил в людях частичку прежнего чувства. Фукье-Тенвиль, судья и присяжные, извлеченные из ничтожества его мощной рукой, чувствовали себя при нем неловко; его уверенная, гордая осанка смущала их, и он казался скорее обвинителем, нежели обвиняемым. Председатель Герман и Фукье-Тенвиль, вместо того чтобы назначить присяжных по жребию, согласно закону, назначили их по своему выбору и отобрали «надежных», по их собственному выражению.

Начался допрос подсудимых. На обычные вопросы касательно лет, имени и места жительства Дантон ответил, что ему тридцать четыре года, что имя его скоро будет в Пантеоне, а он сам – в небытии. Камиллу было тридцать три года, Базиру – двадцать девять, Эро де Сешелю и Филиппо – по тридцать четыре. Итак, это новая группа жертв, подобно жирондистской, тоже соединяла в себе таланты, мужество, патриотизм – и молодость.

Дантон, Демулен, Эро де Сешель и другие посетовали по поводу того, что их смешали с людьми, виновными в подлоге, но эта жалоба была оставлена без внимания. Сначала рассмотрели обвинение против Шабо, Базира, Делоне и Фабра. Шабо настаивал на своем и утверждал, что принял участие в заговоре биржевиков единственно для того, чтобы разоблачить его. Никто ему не поверил. Делоне был уличен. Фабр, несмотря на ловкую защиту, состоявшую в заявлении, что он, делая подчистки в копии декрета, думал, что это только проект, тоже был уличен Камбоном, откровенные и бескорыстные показания которого уничтожили его. Камбон доказал Фабру, что проекты декретов никогда не бывают подписаны, копия же, им подчищенная, была подписана пятью членами комиссии, и, следовательно, он не мог принять ее за проект. Защиты Базира, вина которого заключалась в том, что он не донес на виновных, почти не слушали, и он был приравнен к остальным. Потом суд перешел к д’Эспаньяку, который обвинялся в том, что подкупал Жюльена, чтобы тот поддерживал его подряды, а также в интриге Ост-Индской компании. Тут факты доказывались письмами, и д’Эспаньяк, при всем своем уме, ничего не мог поделать против таких улик.