Луазероль слышит рядом со своим именем имя своего сына, молчит и умирает вместо сына. Немного времени спустя в число жертв попадает и сын, которому следовало уже не считаться живым, однако это его не спасло. Не раз вызывались узники, давно казненные. Были заготовлены сотни обвинительных актов, в которые нужно было только вписать имя. То же касалось и приговоров.

Типография помещалась рядом с залой суда, формы были готовы, заголовок, обвинение, самый приговор набраны – всё, кроме имен, которые передавались через особое окошко. В ту же минуту отпечатывались множество экземпляров, которые разносили горе и отчаяние по семействам и тюрьмам. Курьеры продавали бюллетень суда под окнами тюрем, причем кричали: «Имена выигравших в лотерею святой гильотины!» Приговоренных казнили по выходе из суда, и казнь откладывалась до следующего дня только в случае, если было уже слишком поздно.

Головы сыпались по пятидесяти и шестидесяти каждый день. «Дело ладится, – говорил Фукье-Тенвиль, – головы валятся, как черепицы с крыши. Надо еще поддать жару в следующую декаду; мне нужно, чтобы дошло до четырехсот пятидесяти по меньшей мере». Чтобы достичь такого блестящего результата, шпионам, приставленным к подозрительным, делали так называемые заказы; эти гнусные твари сделались кошмаром тюрем. Их сажали в качестве подозрительных, и сначала никто не знал точно, кому именно поручено указывать на жертв; но скоро это становилось видно по их нахальству, по предпочтению, которое оказывали им тюремщики, по оргиям, которым они предавались в приемных с агентами полиции. Часто шпионы сами подчеркивали свое положение, чтобы извлечь из него выгоду. Трепещущие узники их ублажали, платили иногда значительные суммы за то, чтобы они не вписывали в свои списки то или другое имя. Шпионы эти выбирали свои жертвы наудачу. Про одного они доносили, будто он произносил непатриотические речи, про другого – будто он пил вино, когда было получено известие о каком-нибудь поражении французской армии. Одно такое указание равнялось смертному приговору. Имена эти вписывались в специальный акт, а вечером эти акты сообщались узникам, которых немедленно переводили в Консьержери. На тюремном жаргоне это называлось читать вечернюю газету.

Каждый раз, когда все эти несчастные слышали грохот колес присланных за ними телег, они приходили в тревожное состояние, толпились у дверей приемных, прилеплялись к решеткам, чтобы услышать список, и каждый с трепетом ждал своего имени. Те, кто попал в список, обнимали товарищей и прощались с ними навеки. Каждый день происходили душераздирающие сцены. Оставшиеся в живых были несчастны не меньше; они ждали скорого соединения со своими родными. Когда роковая перекличка заканчивалась, обитатели тюрем переводили дух – до следующего вечера.