Секции волновались. Ведь невозможно было, чтобы родственники узников, выпущенные на свободу подозрительные, наконец, все те, кому было возвращено право говорить, удовольствовались отменой прежних строгостей, не требуя мщения. Почти все были ожесточены против революционных комитетов и громко жаловались на них. Хотели изменить состав комитетов, даже вовсе уничтожить их, и эти споры стали причиной смут. Это была естественная реакция умеренного класса после столь долгого молчания и страха. И эта реакция не могла не обратить на себя внимания Горы.

Грозная Гора не погибла вместе с Робеспьером, пережила его. Некоторые монтаньяры остались убежденными в искренности и честности его намерений и не верили, что он мог сделаться узурпатором. Они смотрели на него как на жертву друзей Дантона и партии, остатки которой не удалось уничтожить; но так думало лишь меньшинство. Большинство же монтаньяров, искренне восторженные республиканцы, с отвращением относясь ко всякому узурпаторскому замыслу, помогали событиям 9 термидора не столько из желания свергнуть кровавую систему, сколько чтобы уничтожить зарождающегося Кромвеля. Они, конечно, находили революционное правосудие, созданное Робеспьером, Сен-Жюстом, Фукье и Дюма, беззаконным, но отнюдь не желали ослаблять правительство и не допускали пощады в отношении тех, кого называли аристократами. Это были по большей части люди безупречной нравственности, строгие к себе, чуждые диктатуры, нисколько не заинтересованные в победе любой ценой, но и революционеры, недоверчивые, ревнивые, которые не хотели, чтобы 9 термидора перешло в реакцию и обратилось в пользу какой-нибудь одной партии. Они с недоверием смотрели на людей, слывших за плутов, расхитителей общественной казны, друзей Шабо, Фабра д’Эглантина, наконец, на биржевиков и развратителей. Они помогли им в борьбе против Робеспьера, но были готовы бороться и с ними. Сам Дантон обвинялся в лихоимстве, федерализме, роялизме – неудивительно, если против его победоносных друзей возникали такого же рода подозрения. Впрочем, враждебный шаг еще не был сделан; но многочисленные освобождения и общее движение против революции начинали возбуждать опасения.

Настоящие виновники 9 термидора, из которых главными были Лежандр, Фрерон, Тальен, Мерлен из Тионвиля, Баррас, Тюрио, Бурдон, депутат Уазы, Дюбуа-Крансе и Лекуэнтр, не более своих товарищей хотели перейти на сторону роялизма и контрреволюции, но, возбужденные опасностью и борьбой, с большей резкостью высказывались против революционных законов. Они к тому же в большей степени обладали способностью к сочувствию, которая погубила их друзей Дантона и Демулена. Постоянно окруженные похвалами и ходатайствами, они больше своих товарищей монтаньяров были склонны к проявлениям милосердия. Оказывать услуги убитым горем семействам, принимать заявления живейшей благодарности, заглаживать прежние строгости – такой ролью можно было соблазниться. Как те, кто подозрительно относились к их любезности, так и те, кто возлагали на нее свои надежды, уже называли их термидорианцами.