Фукье-Тенвиль

Недостаточно было изменить порядки; оставались люди, которым общество не могло простить. «Весь Париж, – воскликнул Лежандр, – требует заслуженной казни Фукье-Тенвиля!» На это требование ответили декретом об аресте Фукье. «Нельзя больше сидеть возле Лебона!» – закричал другой голос, и все взоры обратились к проконсулу, утопившему в крови Аррас и вызвавшему протесты своими безобразиями даже при Робеспьере. И против Лебона тотчас был издан такой же декрет. Затем вспомнили о Давиде, которого сначала только исключили из Комитета общественной безопасности, и арестовали и его. Та же мера была принята против Герона, начальника полицейских агентов Робеспьера, против хорошо известного генерала Россиньоля, против Германа, бывшего до Дюма председателем Революционного трибунала и сделавшегося по милости Робеспьера начальником судебной комиссии.

Итак, характер переворота постепенно прояснялся; открывался простор надеждам всякого рода. Узники, наполнявшие тюрьмы, и их родные с радостью убеждались, что сумеют воспользоваться результатами 9 термидора. До этой счастливой минуты родственники подозрительных не смели предъявлять жалоб даже на самых законных основаниях из опасения привлечь к себе внимание Фукье-Тенвиля или самим попасть в тюрьму за ходатайство в пользу аристократов. Пора постоянного страха миновала. Порядочные люди опять начали собираться в секциях, где недавно толпились лишь санкюлоты; теперь там стали появляться родственники узников – отцы, братья, сыновья жертв Революционного трибунала. Одних воодушевляло желание освободить своих близких, других – жажда мщения. Во всех секциях начали требовать освобождения узников; наконец, стали обращаться с просьбами об этом к Конвенту. Просьбы эти отсылались в Комитет общественной безопасности, на который была возложена проверка применения закона о подозрительных. Хотя в комитете еще заседала значительная часть лиц, подписывавших приказы об арестах, однако сила обстоятельств и прибавление новых членов должны были склонить его к милосердию.

Действительно, арестованных стали выпускать толпами. Некоторые члены комитета – Лежандр, Мерлен и другие – обошли тюрьмы, чтобы лично выслушать жалобы, и принесли в них радость своим присутствием и словами. Другие, дежуря денно и нощно, принимали просьбы родственников, стекавшихся ходатайствовать об освобождении близких. Комитету было поручено выяснить, были ли все эти подозреваемые арестованы согласно закону от 17 сентября и обозначены ли поводы к задержанию в приказах об арестах? Это, в сущности, стало возвращением к закону от 17 сентября, лишь с требованием более точного исполнения его; между тем этих мер оказалось достаточно, чтобы почти полностью опустели тюрьмы. Революционные агенты вообще действовали чрезвычайно торопливо: арестовывали, не мотивируя арестов и не сообщая своим жертвам, на каком основании они задерживаются.