Часто по поводу освобождений возникали весьма оживленные споры. Так, например, по рекомендации депутата, заявившего, что он лично знает такого-то гражданина из своего департамента, комитет приказывал этого гражданина освободить. Тотчас же являлся другой депутат от того же департамента, жаловался на то, что гражданина освободили, и уверял, что он аристократ. Эти споры и появление везде «врагов Республики» с радостными лицами вызвали меру, которой не была сначала придана особенная важность: решили вести печатный список лиц, освобождаемых по приказам Комитета общественной безопасности, с обозначением лиц, ходатайствовавших и ручавшихся за них.

Эта мера произвела крайне неблагоприятное впечатление. Еще не оправившись от недавнего ужаса, многие испугались, увидев свои имена в списке, который мог быть использован против них, если бы вновь водворился террор. Многие из тех, кто уже ходатайствовал, стали раскаиваться в своем усердии, другие не захотели больше высказываться.

В собрании обсуждали волнение, господствовавшее в парижских секциях. Секция Монтрейль явилась с жалобой на свой революционный комитет. Ей ответили, что следует обратиться к Комитету общественной безопасности. Дюгем, депутат Лилля, не участвовавший в действиях последней диктатуры, но друг Бийо-Варенна, убежденный, что не следует допускать послаблений в строгостях революционной власти, выступал против аристократии и умеренных, которые «уже поднимают свои дерзкие головы и воображают, что 9 термидора должно послужить исключительно их пользе». Бодо и Тайфер, которые мужественно сопротивлялись Робеспьеру, но были такими же ревностными монтаньярами, как Дюгем и Бадье, тоже утверждали, что аристократия зашевелилась и правительство должно быть справедливым, но непреклонным. Гране, депутат Марселя, тоже монтаньяр, сделал предложение, которое усилило волнение собрания: он потребовал, чтобы тех из освобожденных, поручители которых не заявят своих имен, безотлагательно снова арестовали.

Это предложение вызвало целую бурю. Бурдон, Лекуэнтр, Мерлен из Тионвиля всеми силами восстали против него. Спор, как обыкновенно бывает в подобных случаях, перешел от списков к общему положению дел, и начались резкие взаимные нападки. «Пора, – воскликнул Мерлен, – всем партиям отказаться от стремления подняться по ступеням престола Робеспьера! Не следует ничего делать наполовину, а надо признаться – 9 термидора Конвент многое сделал наполовину. Если он еще оставил здесь тиранов, то они по крайней мере должны бы молчать».

Громкие рукоплескания последовали за этими словами, направленными преимущественно против Бадье. За Мерленом последовал Лежандр: «Комитет заметил, что у него обманом исходатайствовали освобождение нескольких аристократов, но их немного и они скоро опять попадутся. Зачем взаимно обвинять друг друга? Зачем смотреть друг на друга как на врагов, когда намерения сближают нас? Уймем наши страсти, если мы хотим упрочить и ускорить успех революции. Граждане, я прошу вас отменить закон о списках освобожденных граждан. Этот закон уменьшил радость общества и обдал холодом все сердца!»