– К кафедре! – кричат ему со всех сторон.

Он не хочет идти, однако наконец вынужден взойти на кафедру.

– Я не отрекаюсь, – объявляет он, – от мнения, высказанного мною у якобинцев. Е[ока я думал, что речь идет о частных ссорах, я молчал; но я не мог молчать, когда увидел, что аристократия поднимается грознее, чем когда-либо.

При этих последних словах на одной трибуне раздается смех, на другой – шум.

– Выпроводите шуанов! – восклицает голоса с Горы.

Бийо продолжает среди рукоплесканий и сердитого ропота. Он смущенно говорит, что освобождены известные роялисты и арестованы безупречнейшие патриоты. Он приводит в пример госпожу де Турзель, воспитательницу детей покойного короля, которая недавно выпущена и одна может составить ядро контрреволюции. Эти слова встречают просто хохотом. Бийо присовокупляет, что тайная деятельность комитетов идет вразрез с тем, что гласно говорится в адресах Конвента, и что при таковом положении дел он имел основания говорить о пробуждении патриотов.

С Горы раздается несколько рукоплесканий, но большая часть трибун и собрания только хохочет и чувствует лишь то оскорбительное сострадание, которое внушает низвергнутая сила, изредка лепечущая бессвязные слова в свое оправдание.

Тальен спешит заменить Бийо на кафедре, чтобы опровергнуть его обвинения.

– Пора, – говорит он, – пора ответить этим людям, которые хотят поднять руку народа против Конвента.

– Никто этого не хочет! – восклицают несколько голосов в зале.

– Нет, хотят! – отвечают другие.

– Это те люди, – продолжает Тальен, – которые трусят при виде меча, повиснувшего над их преступными головами, трусят при виде света, озарившего все отделы администрации, трусят при мысли о мщении законов, готовом лечь на убийц всей тяжестью. Эти люди ныне волнуются, толкуют о том, что народ должен проснуться, хотят уверить патриотов, что все они скомпрометированы, надеются при помощи общего движения помешать преследованиям против сторонников и сообщников Каррье.

Единодушные рукоплескания прерывают Тальена. Бийо-Варенн, не желая считаться сообщником Каррье, восклицает со своего места:

– Заявляю, что не одобрял поступков Каррье.

Никто не обращает внимания на эти слова, все только рукоплещут Тальену, который продолжает:

– Невозможно дольше терпеть две соперничающие власти, дозволять депутатам, которые здесь молчат, доносить на вас в другом месте.

– Нет, нет! – восклицают несколько голосов. – Нам не нужны власти, соперничающие с Конвентом!

– Никто не должен, – продолжает Тальен, – ходить куда бы то ни было позорить Конвент и тех его членов, которым вверили правительственную власть. Я не предложу в настоящую минуту никакого заключения. Достаточно того, что с этой кафедры ответили на то, что было сказано с той, достаточно того, что единодушие Конвента ясно высказалось против людей крови.